Книга Стрелок. Путь в террор, страница 46 – Иван Оченков

– Кстати, а кто этот таинственный «новый знакомый» нашего друга? – спросила Гедвига. – Вы только и делаете в последнее время, что шепчетесь о нем, так что я совершенно заинтригована.

– Не знаю, – с деланым равнодушием ответил Григорий и отвернулся. – Я никогда его не видел.

Услышавшая ответ Искра поморщилась от столь неприкрытого вранья, но вмешиваться не стала и принялась отгонять мух от провизии. Аркаша сделал робкую попытку помочь ей, но, наткнувшись на внимательный взгляд, еще больше стушевался.

– А вот и они! – воскликнул Ипполит Сергеевич, заметив подходивших к ним двух молодых людей.

Хотя Максим был настоящим богатырем, его спутник совершенно не терялся на его фоне. Тоже довольно рослый, но более сухой телосложением, с приятными чертами лица. Впечатление немного портили фатоватые усики, придававшие ему несколько легкомысленный вид, но внимательный и цепкий взгляд выдавал в нем человека бывалого и решительного.

– Здравствуйте, товарищи! – шумно поприветствовал собравшихся мастеровой. – Вот, привел к вам, как и обещался, своего нового друга. Это – Дмитрий, прошу, как говорится, любить и жаловать!

– Чрезвычайно рад знакомству! – церемонно заявил Крашенинников и протянул руку.

– Взаимно, – хмыкнул Будищев в ответ и крепко пожал ее.

Окинув быстрым взглядом поляну, он тут же узнал побледневшую и переменившуюся в лице Гесю, а также ее спутницу, бывшую с модисткой в магазине Линдстрема.

– Слышал о вашем деле, – продолжал Ипполит Сергеевич после церемонии представления. – К сожалению, я слишком поздно узнал о нем, а то бы немедля вмешался. Помочь человеку, вступившемуся за ребенка, я полагаю священным долгом…

– А вы – прокурор? – бесцеремонно перебил его новый знакомый.

– Нет, я – адвокат, – отозвался Крашенинников, которого трудно было сбить с толку вопросом. – И всегда готов прийти на помощь к невинно пострадавшему.

– Тоже неплохо. Но это не про меня.

– В смысле? – смешался-таки оратор.

– Ну, я к «невинно пострадавшим» точно не отношусь, – охотно пояснил Дмитрий. – Я реально дал мастеру по физии, за что и загремел в участок.

– Но ведь он избил мальчика, не так ли? – пришла на помощь Ипполиту Искра.

– Было дело.

– Я вам так завидую! – вмешался в разговор молчавший до сих пор Аркаша. – Вы сделали настоящее дело и даже побывали в тюрьме…

– Дурное дело нехитрое, – хмыкнул в ответ гальванер.

– Вы как будто совсем не гордитесь своим поступком? – изумился гимназист. – Разве выступить против преступного режима – дурное дело?

– Дурное дело – попасть в тюрьму!

– Как это верно сказано, – поддержал Будищева Крашенинников и попытался вернуть разговор в заготовленное русло: – Ну, что же, товарищи, раз уж все в сборе, прошу к столу, точнее, некоторым образом, к скатерти.

Немедля были откупорены бутылка водки для мужчин и марсалы ^[42] для дам и наполнены стаканы.

– Ну, что же, давайте за знакомство!

– Ага, за случайное, – вполголоса заметил Дмитрий, но отказываться не стал.

Все, кроме Аркаши, которому на сей раз не наливали, с удовольствием выпили и принялись за закуску. За первым тостом последовал второй, за ним – третий. Разговоры во время пикника велись самые крамольные. Искра и Ипполит рассказывали о различных беззакониях и несправедливостях, творившихся на необъятных просторах России. Максиму, хлебнувшему немало лиха за свою жизнь, также было что рассказать. Гимназист Аркадий им охотно поддакивал. И только обычно разговорчивая Гедвига отмалчивалась и прятала взгляд.

Дмитрий тоже старался меньше говорить и больше слушать, пытаясь понять, куда клонят его новые знакомые. Иногда он бросал удивленный взгляд на модистку, как будто желая что-то спросить. Но та упорно отворачивалась, делая вид, что они прежде не встречались.

– Вот взять хоть вас, – продолжал разглагольствовать Крашенинников. – Вы – герой войны, георгиевский кавалер и вообще человек заслуженный – вступились за беззащитного ученика и тут же угодили в кутузку! Каково! Где еще возможен подобный полицейский произвол, я вас спрашиваю?

– Беда, – с хитрой усмешкой вздохнул Будищев, сохранивший, несмотря на выпитое, полную ясность мыслей.

– Вот именно! Беда! Беззаконие…

– Я говорю, – перебил его гальванер, – если каждый чуть что будет в рыло бить и самосуд устраивать, то мы правовое государство никогда не построим! Вы же хотите жить в правовом государстве?

Если бы небо разверзлось и на многострадальную землю просыпался каменный дождь, наверное, и тогда собравшиеся были бы меньше удивлены этими словами.

– Простите, как вы сказали? – даже переспросил немного опьяневший уже Ипполит.

– Я спросил, желаете ли вы жить в правовом государстве?

Похоже, на сей раз Дмитрию удалось сбить с толку Ипполита, и прожженный адвокат не нашелся, что сказать в ответ.

Будищев же, пока тот собирался с мыслями, встал со своего места и пересел ближе к женщинам, бесцеремонно отодвинув вспыхнувшего Аркашу от предмета его обожания.

– Мы, кажется, уже встречались? – спросил он у Искры.

– Да, – без тени улыбки отвечала ему барышня. – В магазине «Линдстрема».

– Верно. Но вы так быстро сбежали, что можно было подумать, что за вами волки гонятся.

– Мы не сбегали. Просто все необходимые покупки были сделаны, и нам была пора возвращаться.

– Вам?

– Да, нам. Мне и мадемуазель Берг.

– Как интересно, и давно вы знакомы с госпожой Берг?

– Порядочно. А вы?

– А мне кажется, что я ее совсем не знаю!

– Дмитрий, прекратите, – попросила Гедвига и закусила губу.

– Ну вот, – с досадой вздохнул гальванер. – Больше года не виделись, а вместо «здравствуйте» – «прекратите»!

– Я смотрю, вам совсем не интересно то, что говорят Григорий или Ипполит? – пришла на помощь подруге Искра.

– Нет.

– Отчего так? – звенящим голосом спросила девушка так, что все поневоле затихли и с удивлением уставились на них с Дмитрием.

– Да как вам сказать, барышня, – уклончиво отвечал ей Будищев. – Они разговоры ведут, точно как мужики в моей деревне.

– В каком смысле?

– В лесу о бабах, с бабами о лесе!

Подвыпивший Григорий от услышанного сначала засмеялся, затем, видимо, сообразив, что дело неладно, замолчал. Ипполит Сергеевич тоже хмыкнул, но лицо его оставалось серьезным. Максим, напротив, помрачнел и стал поглядывать на приведенного им товарища с неприязнью. И только Аркаша, увидев, как вспыхнула от слов Дмитрия Искра, вскочил и, заикаясь от гнева, потребовал: