Книга По волнам жизни. Том 2, страница 181 – Всеволод Стратонов

— Ну, значит, обыск! Задержи их как-нибудь на кухне. Скажи — сейчас выйду. А по дороге спрячь это куда-нибудь!

Даю ему несколько писем, заготовленных женой на даче и мной.

Сын пошел. Открываю ящик письменного стола. Что самое опасное? Вот — несколько листов моих мемуарных записей. За ведение их могли расстрелять. Куда бы их?

У нас хранилась, спасаемая от реквизиции, мебель Петрово-Соловово, между ними — роскошный резной, итальянской работы, буфет с потайными ящиками, без замков. Сую в один из ящиков мемуары.

Выхожу на кухню.

В. Н. Милованов стоит унылый. У него даже усы повисли вниз. За его спиной пара: молодой человек в красноармейской форме, — из кармана высовывается револьвер, — и девица с не менее воинственной наружностью, тоже с револьвером…

— Вы гражданин Стратонов?

— Я. В чем дело?

Чекист протягивает бумажку:

— Вот ордер!

Читаю: ордер от ГПУ, по которому предлагается произвести обыск и арестовать меня.

С чекистами в Москве рекомендовалось применять два метода: либо превзойти их нахальство своим собственным, еще большим, так, чтобы они спасовали; либо же, наоборот, держать себя с импонирующим им достоинством, соблюдая спокойствие и вежливость с ними. Оба метода, как говорили опытные люди, дают хорошие результаты. Но очень не рекомендовалось проявлять растерянность или упадок духа; тогда эти типы только наглели. Присутствуя иногда, в качестве председателя домового комитета и коменданта при обысках, а также помня опыт обыска у меня, я считал более выигрышным — чего бы это самому ни стоило — спокойный и вежливый тон.

— Что ж, идем!

Веду всех в кабинет. Сын и Милованов идут с бледными лицами.

— Видя ваше спокойствие, — говорил впоследствии Милованов, — я и сам успокоился.

Чекистка бросилась к письменному столу. Открываю ей все ящики и показываю высокую кипу разных рукописей на столе:

— Вот о чем я вас попрошу: не перепутайте мне, пожалуйста, рукописей! Найти у меня — вы ничего не найдете, потому что у меня и на самом деле ничего нет, что бы для вас было нужно. Конечно, ищите, сколько вы это считаете необходимым… Только если вы перепутаете листы моих научных и литературных рукописей, то привести их потом в порядок будет страшно трудно!

Она подозрительно на меня покосилась. Молча стала перелистывать и прочитывать бумаги. Мне показалось, однако, что она это делает без особого уже интереса.

Подходит чекист:

— Покажите другие ваши вещи — шкафы и разное там… Пооткрывайте все!

— Извольте! Вот бельевой шкаф.

Он просовывает между бельем руку: явно ищет спрятанного оружия. Пока он ищет, чекистка, оторвавшись от бумаг, не спускает с меня глаз…

— Теперь — мои книжные шкафы. Вот в этом — больше научная литература, по астрономии и геофизике.

— Научная… А в этом что?

— В нем — литература по истории революции. Здесь вы найдете все: и о Корнилове, и о Керенском, но также и литературу Ленина и Троцкого. Вот это — материалы о большевиках. Я собираю все, что выходит в печати — и большевицкое, и противобольшевицкое. Вот вам даже и «Капитал» Маркса…

Чекист перерывает бегло книжные шкафы — ничего криминального не нашлось.

— Но ведь не одна же у вас комната? Где-нибудь помещается и семья?

— Конечно! Вот, идите сюда, столовая.

— А здесь что, в этом шкафу?

— Только одна беллетристика.

И вдруг замечаю — на верхней полке сверток с вещами, оставленными при выезде за границу семьей наших друзей французов — Мюллеров. А что в этом свертке — я и сам не знаю; ни разу не смотрел. Вот — не попасться бы!

Но чекист свертка не заметил. Пересмотрел несколько книг на выбор, отыскивая, не спрятано ли что между страницами.

Я убежден, что мое спокойствие прекрасно на него влияет, расхолаживает…

— А это?

— Как видите, буфет! Здесь спрятана кое-какая провизия.

— Откройте!

Вот на! Ведь ключи от буфета как раз в таком же потайном ящике, где и моя мемуарная литература. Если достану ключи, кончится скверно… Приходится лучше пожертвовать целостью буфета…

— Открыть не могу: ключи находятся у семьи на даче. Если хотите, можно топором взломать замки. Только все равно, кроме провизии, там нет ничего.

Подумал он и махнул рукой.

— Какие еще у вас комнаты?

— Спальня.

На кровати жены, на самом видном месте, пачка писем. Растерявшийся Олег, получив их от меня, бросил их сюда…

— Это что??!

— Письма! Заготовлены мною и женой к отсылке. Читайте, пожалуйста!

Прочитал два-три, бросил.

— Скажите, вы во всяком случае должны меня арестовать или в зависимости от результатов обыска?

— Нет, во всяком случае!

Надо предупредить сына, который об этом не подозревает.

— Гога, имей в виду, что меня сейчас арестуют!

У бедного мальчика лицо еще больше вытянулось, но он промолчал.

Чекистка окончила свой просмотр письменного стола. Пересмотрела кипу рукописей сверху, только бегло заглянула внутрь. А уже потом, по освобождении, я нашел в глубине ящика забытую мной и не замеченную ею маленькую адресную книжку. В ней был, между прочим, адрес А. А. Червен-Водали, недавно расстрелянного в Иркутске, в качестве бывшего министра адмирала Колчака, и еще ряд адресов, которые могли бы подвести под неприятности немало лиц. Спас счастливый случай или потеря у чекистки интереса к обыску.

Оба они, к концу обыска, стали значительно любезнее, уже перестали следить глазами за каждым моим шагом и более не возражали против моих разговоров с сыном.

— Мы должны опечатать вашу комнату.

— Позвольте сначала вынести то, что может испортиться. Вот у меня в бутылках, например, настойки…

Он отвернулся, закурил папиросу.

В этом году я раздобыл, под предлогом нужды в нем для заготовления препаратов для анатомического музея, большое количество спирта и часть его разделил между персоналом представительства Туркестанского университета. На полученном на мою долю спирту я устроил на зиму целый ассортимент настоек на всех видах ягод и фруктов. Неловко, если б это обнаружилось. Могло бы и в советские газеты попасть с нелестными для профессора комментариями. К тому же мог быть поставлен очень трудный для меня вопрос, откуда добыт спирт, а добыт он был способом, с советской точки зрения, незаконным.

Скорее перенесли мы с сыном в столовую всю эту коллекцию настоек.

— Собирайтесь в тюрьму! Возьмите с собой провизии. Пригодится!