Онлайн книга «По волнам жизни. Том 2»
|
— Мы видели в окно, как их привезли сюда. Как они гордо, независимо себя держали! Смотрят с презрением на суетящихся возле них чекистов. Особенно — женщина, Евгения Ратнер! В камере некоторые думали, что эти перестукивания связаны с эсерами. Подошел вечер. Принесли в свое время навар воблы и теплой водицы, вместо чаю, сводил нас надзиратель в уборную — и мы стали ложиться. Камера так переполнена, что новых арестантов положить было бы уже некуда. Плохо спится в первую ночь в тюрьме. Покрыл грязный и вонючий сенник тонким одеялом, а укрыться уже нечем. Все боюсь, что насекомые наползут… Мысли идут к дому, к семье. Как они проводят первую ночь после моего ареста? Все-таки привыкли опираться на меня… Мало-помалу глаза смыкаются… Пронзительный крик на всю камеру: — Ай! Погибаю! Поги-ба-аю!! Вскакиваем. Что такое? Спит один Н. А. Бердяев… — По-оги-бааю!! Спа-асите!! — Что вы, Николай Александрович? Успокойтесь! По коридору гулко бежит, гремя оружием, караул. Дверь поспешно открывается. Камера заливается светом. — Погиба-ааю!! — Ничего подобного! — кричит над его ухом Алексеев. — Проснитесь же! В дверях надзиратель, за его спиной несколько красноармейцев с ружьями. — Проснитесь, проснитесь, Николай Александрович! Наконец, Бердяев просыпается. Оглядывается, поворачивает недоумевающе свою взлохмаченную со сна голову… — А… Что случилось? — Что… Да вы же во сне крик подняли! — Я?! Разве?! — Кричали, что погибаете! Лицо Бердяева расплывается в детскую улыбку: — Мне это приснилось… — Вы снимите крахмальный воротник и галстух. Да и жилет расстегните. Караул смеется. Надзиратель старается быть строгим. Ищет жертвы, на которой сорвать бы досаду… Искупительная жертва найдена: — Снимите жилетку! Слышите? Немедленно снять жилетку!! Николай Александрович покорно снимает свой жилет. Караул уходит, водворяется тишина. Утром, когда шли в уборную, Бердяев извинялся перед надзирателем за беспокойство. — Я думал, — буркнул тот, — совсем другое… Едва стали мы смыкать, после тревоги с Бердяевым, глаза, как дверь снова открылась и камера залилась светом: — Стратонов, к допросу! Следствие Пока я одеваюсь, надзиратель не спускает с меня глаз. Идем по каким-то коридорам, лестницам, проходим через одни железные ворота, через другие… Без проводника здесь не пробраться. Вот мы в четвертом этаже. Над дверьми — надпись: «4-е секретно-оперативное отделение». Большая комната. За тремя письменными столами восседают следователи ГПУ. Пред ними на стульях, в более или менее робких позах, допрашиваемые. У стола налево с бледным, встревоженным лицом стоит А. Л. Байков. Мой следователь — еще молодой человек, щегольски одетый во френч. Встречает с ласковой вежливостью, как будто ему доставляет большое удовольствие встретиться со мной. Так встречали в былое время допрашиваемых лощеные жандармские офицеры. — Скажите, профессор, чем вы объясняете себе свой арест? Это — трафаретный вопрос, которым следователи ГПУ, как правило, встречают допрашиваемых. — Думаю, что это — исполнение программы Зиновьева на летней коммунистической конференции — о борьбе на научном фронте. Следователь загадочно улыбается. — Какое ваше отношение к советской власти? — По складу своего мышления коммунизму я сочувствовать, конечно, не могу. По служебной же деятельности я соблюдал в отношении советской власти лояльность. Ядовито: — А устройство забастовки вы тоже считаете лояльным? — Забастовки, судя по тому сочувствию, с которым каждую из них — где бы она ни случилась — приветствует советская печать, не являются для власти неприемлемым способом самозащиты. Продолжая любезно улыбаться, точно при самом приятном салонном разговоре, следователь протягивает мне лист: — Записывайте, пожалуйста, сами ваши ответы. Задает мне еще несколько сравнительно безобидных вопросов о моей деятельности. Берет лист с написанными мною ответами [305], которые, по моему впечатлению, ничего дурного мне не обещают. |