
Онлайн книга «Дом окон»
– Понимаешь, Роджер стал таким… непредсказуемым. После того, как убили Теда. Услышав имя своего покойного пасынка, Вероника замерла и устремила взгляд в окно над раковиной, по локоть погрузив руки в мыльную воду. Тьма ночи и свет кухонных ламп превратили стеклянную поверхность в зеркало, и Вероника видела только свое отражение: длинные рыжие волосы, убранные в хвост, резко очерченные косметикой скулы (хотя ужин проводился в довольно узком кругу: приглашены были всего шестеро гостей, не считая ребенка), карие глаза, проступающие из-за зеленых линз, и серьги-подвески с небольшими металлическими дисками. Она поджала губы, накрашенные бледно-красной помадой, и сказала: – Тед. – Прости, я не хотел… Вероника взмахнула рукой, заставив меня замолчать, и пена разлетелась по всей столешнице. – Знаю. Не спорю. Так все и было. И, да, Роджера это довело. Она невесело засмеялась. – Ты даже не представляешь, до чего. Потом повернулась, и я с удивлением заметил, как по ее щекам текут слезы. – Все меня спрашивают, что я думаю о том, что случилось с Роджером, – сказала она, – но дело в том, что я не думаю. Я знаю, что с ним случилось. – Что? – я стоял, пораженный; Вероника утерла слезы тыльной стороной ладони, всхлипнула и принялась снова мыть посуду. Получается, она знала, что приключилось с ее мужем, но никому об этом не сказала ни слова, даже полиции, насколько мне известно… Невероятно. Вероника, не глядя, подала мне последнюю тарелку, и та, выскользнув из рук, чуть не упала на кафельный пол, если бы я не успел подскочить и вовремя ее подхватить. Только тогда, когда я крепко держал тарелку в руках, дар речи вернулся ко мне: – Ты знаешь? – Знаю. – Но, – я взмахнул тарелкой в воздухе, – почему ты никому не рассказала? Вероника протянула мне пригоршню столовых приборов. Заметив, однако, что я не закончил сушить тарелку, она положила ножи и вилки обратно в раковину и, вздохнув, ответила: – Потому что это невозможно. В то, что случилось с Роджером, невозможно поверить. – Я не понимаю, – сказал я, в конце концов убирая тарелку в сервант и закрывая дверцу. – Если ты знаешь, где сейчас Роджер… – Роджер мертв. Он умер два года назад. Либо это был какой-то неприятный розыгрыш, либо Вероника пыталась довольно размыто донести до меня правду о случившемся. Два года назад в Афганистане погиб Тед – вот что, возможно, она имела в виду. – Безумие, правда? – после небольшой паузы добавила она. Я решил быть честным: – Я не совсем понимаю. – Что ж, – ответила Вероника, протянув мне столовое серебро, – я не удивлена. Пока я вытирал приборы и укладывал их в ящик, она добавила: – Но не расстраивайся. Вряд ли бы кто-то смог понять. Хотя «понять» – не совсем точное слово. Вряд ли бы кто-то поверил. Представляю, какие бы ходили сплетни. Обо мне и так уже достаточно судачат. Чего сейчас не хватало, так это чтобы на меня смотрели и говорили: «Вон, идет сумасшедшая Вероника. Вы слышали, что она говорит о пропаже своего мужа?» Она вручила мне последнюю пару приборов и вынула пробку из слива раковины. Ополоснув руки, она спросила: – У нас еще осталось вино? – В холодильнике есть немного белого. – Замечательно. Пока она брала из шкафчика бокал и доставала вино, я закончил свое дежурство по кухне в качестве сушителя посуды и повесил полотенце. – Пожалуй, мне пора в кровать, – сказал я, направившись к лестнице. – Эй! – окликнула меня Вероника. – Ты куда? – Спать. Поездка была утомительной, и Робби в последнее время беспокойно спит – у него все еще режутся зубы, – так что мне лучше быть рядом, на случай, если он проснется. – Перестань, – сказала Вероника. – Не уходи. Останься, выпей бокал вина. – Спасибо, – начал было я, – но я не очень люблю вино. Для желудка… – Тогда стакан воды. Не верится, что все уже разошлись по комнатам. Еще нет и десяти. – Тяжелый день, – сказал я. – Тут есть кабельное… – Я не хочу смотреть телевизор. Я хочу поговорить. Я чуть было не ответил, что всегда можно кому-нибудь позвонить, но пробивающиеся в голосе Вероники жалобные нотки заставили меня промолчать. Заметив это, она добавила: – Давай так: ты недолго посидишь со мной, и я объясню, что имела в виду. Я расскажу тебе, что случилось с Роджером. Ты ведь пишешь эти странные истории? Тогда ты точно захочешь услышать мою. Она по твоей части. – Что, прости? Сложно было сказать, что меня смутило больше: то, как непринужденно и открыто Вероника предложила рассказать историю, которую, как она утверждала несколько минут назад, никогда не предаст огласке и у которой может быть только несчастливый конец, или же то, что она предлагала ее мне здесь и сейчас. Мы не были друзьями; я предложил вытирать чистую посуду еще до того, как узнал, что Вероника будет ее мыть. Если я и поддерживал беседу, пока каждый из нас выполнял свою часть работы, то только из вежливости. Трудно было поверить, что своими нечастыми репликами в ответ на ее почти непрерывный монолог я заслужил право услышать ее историю. Но, по-видимому, так оно и было. – Я сказала, что расскажу тебе, что случилось с Роджером. Прошло полтора года, и кажется, что мне нужно рассказать кому-то о произошедшем, несмотря на то, что об этом могут подумать. Как будто… Ты католик? – Епископалец. – У вас же есть исповедь? – Есть. – Хорошо. Знаешь, мне будто нужно исповедаться. Не потому, что я совершила что-то плохое, мне просто нужно проговорить все то, что произошло. Я хочу услышать, как я произношу это вслух. – Понимаю, – ответил я, – но почему со мной? Разве Эдди… – Эдди решит, что я слетела с катушек, – прервала меня Вероника. – И ты, скорее всего, тоже, но она – моя подруга, а друзей у меня почти не осталось. Я не смогу. Если ты решишь, что я спятила, – что мне до этого? Проще говоря, ты оказался в нужное время в нужном месте. – И ты не боишься, что я могу кому-нибудь рассказать? – спросил я. – Ты мог бы, – ответила Вероника. – Но я прошу тебя этого не делать. – Хорошо, – заключил я, рассудив, что, если мы расположимся в гостиной, то окажемся прямо под нашей с Энн спальней. Как только Робби проснется, я услышу его и вмиг взбегу по лестнице до того, как он начнет реветь. – Если ты уверена… – Не волнуйся, – сказала Вероника, – ты все равно не поверишь тому, что я тебе расскажу. С бутылкой в одной руке и бокалом в другой Вероника направилась через кухню и столовую в гостиную. Я устроился в кресле-качалке; она поставила бутылку и бокал на низкий кофейный столик, стоявший у мягкого дивана в бело-голубую полоску. На мгновение Вероника задержала взгляд на окне за диваном, а затем, повернувшись ко мне, сказала: |