Книга Унция или Драгоценное Ничто, страница 20 – Андрей Морсин

– А ты это чудо видела?

– Да, папа.

Терция была самой рассудительной из сестёр.

– И что думаешь?

– Это необычная радуга. Она была не из воды, а из огня.

Старик выставил указательный палец:

– И ты туда же? Радуги из огня не бывает!

– И ещё, – Терция пропустила замечание мимо ушей. – Я заметила её клочок на щеке брата в тот злополучный день.

Амма посмотрела на дочь, но ничего не сказала.

– А ведь когда бурдюк начал глотать пустоту, я почувствовал, что он ест не простую, а дорогую мне пустоту, – Гракх задумался. – След нашего мальчика…

– Какой бурдюк? – Терция села рядом с отцом.

– Помнишь, как я познакомился с твоей мамой? Я тогда увидел её сердце через тромбон. Так вот, того покупателя я тоже разглядел. Но лучше бы я этого не делал!

Амма вздохнула и вышла из комнаты.

– Так что же случилось, папа? – Терция смотрела с озабоченностью.

– Мой друг отравился тем сердцем и больше не играет! Там было что-то чёрное, липкое, огромное…

– Ты же так любил свой тромбон, папочка! – голос девушки дрогнул.

– Ну, ну, ты уже большая Терция, а не малая, – Гракх погладил дочь по голове. – Откуда минор?

Она вздохнула:

– Я чувствую, это не всё, что ты хотел сказать.

– Увы, я только сейчас понял, зачем приходил тот покупатель, – старый музыкант говорил шёпотом. – Если твой брат, правда, связан с какой-то необычной радугой, то…

– Что? – Терция всмотрелась в лучики морщин, уходящих к серебристым вискам.

– Тому чудовищу нужно какое-то необычное солнце!

Члены Высшего совета, спешно собравшиеся в Зале заседаний, могли не торопиться, ведь уже довольно долго все сидели в полной тишине. Дело обстояло именно так, как доложил младший советник Гамнета: двенадцать подносов с посудой скопились во тьме бастиона, ожидая, когда Ничто соизволит поесть.

Вероятно, следовало разобрать кирпичи и убедиться, что сама принцесса никуда не исчезала, а исчез только её аппетит. Но, если это какой-то очередной трюк, и хитрая фокусница сбежит, кто будет отвечать? А отвечать никому не хотелось.

Молчание длилось так долго, что дежурный секретарь, топтавшийся под дверью, поковырял пальцем в ухе. Тишина достигла наивысшего напряжения, когда мужчина ощутил на спине чей-то взгляд, такой тяжёлый, что заставил его ткнуться лбом в резной дуб двери. В таком скрюченном положении служащий развернулся и увидел пузатого незнакомца во фраке.

– Жак Жабон, – отрекомендовался тот тоненьким голоском. – Я к вашему главному.

Жабон посмотрел на пианино с крышкой, заколоченной гвоздями, и чмокнул.

– К самому Карафе? – шёпотом уточнил секретарь, отступая в сторону и оглядывая внушительную фигуру гостя: тот стоял на цыпочках, опираясь на трость, которой едва касался пола.

– Именно, именно к тому, что с бородой, – Жабон приподнял цилиндр, проветривая лысину, и трость, неплотно зажатая в лайковой перчатке, тоже приподнялась, словно была привязана к полям невидимой ниткой.

Дежурный посмотрел на цилиндр, потом на трость и распахнул перед посетителем дверь. Подслушивать дальше ему сразу расхотелось, и он сел за стол, вжавшись в угол.

Через короткое время в вестибюль высыпали советники, которые о чём-то спорили и пожимали плечами. Из разговоров секретарь понял, что Жабон предложил Карафе купить принцессу целиком – за слиток, равный фактическому весу девочки. Но в самый интересный момент председатель всех из зала выставил, сославшись на государственные интересы. При этом его младший брат остался, что других опекунов сильно расстроило.

Впрочем, вскоре дверь открылась, и Гамнета, понурив голову, присоединился к остальным. Все сразу оживились и, не дожидаясь конца переговоров, направились в буфет. В вестибюле остались только секретарь и младший советник.

– Бороде всё мало, – пожаловался тот. – Потребовал добавить ещё пару пудов за фокусы, которые Ничто выкинет в будущем. А этот Жабон так надул щёки, что я подумал, ночь наступила!

– Мне он тоже не понравился, – секретарь предусмотрительно опустил комментарий в адрес председателя. – А что делать с принцессой, вы решили?

– Ах, – Гамнета вспомнил, что ему было приказано. – Надо же отправить людей в башню, убедиться, что предмет сделки на месте!

– Вам ещё предстоит раздолбить кирпичи, – напомнил дежурный. – А где вы возьмёте инструменты?

Гамнета, который распоряжаться умел неважно, сам отправился искать кирку и лом, а уже потом пошёл за добровольцами в казарму.

В расположении части было двое дневальных, все остальные убыли на уборку урожая. Усатый, по прозвищу Кот, и Стопа, у которого одна нога была больше другой, играли в кости, сидя у распахнутой двери казармы.

– Кто хочет увидеть Ничто? – возник Гамнета с киркой и ломом. – Борода разрешил не завязывать глаза!

Солдаты, оторванные от своего занятия, смотрели мрачно.

– Бесплатно!

Никто из парочки желания не изъявил.

– Если добровольцев не будет, – продолжил Гамнета, – Борода обещал всех спустить к акулам.

Гвардейцы вздохнули и, приняв под роспись орудия труда, поплелись к башне.

– Для чего председателю понадобилось Ничто? – Стопа обернулся на дворец. – Жил без этого столько времени, а теперь надо ломать стену!

– Хотел же тот циркач Ничто купить, так он не продал, – Кот взял лом на плечо. – Продал бы тогда, жил себе спокойно и нас не тревожил.

– Он хотел купить только смех, а все слёзы оставить Бороде, да при этом ещё и поскупился! – напомнил Стопа.

Подойдя к Зелёной башне, они некоторое время исследовали замурованный вход и узкую щель у самой земли. Кот сунул в щель лом и повозил туда-сюда, прислушиваясь к жестяному звяканью в глубине. Сняв с себя ремни с флягами и подсумками, солдаты принялись за дело.

Кирпичи были уложены кое-как, и после пары хороших ударов кладка рассыпалась. Перешагнув кучу посуды, превратившейся в цветочные горшки, они остановились перед книжной горой.

– Эй! – крикнул Стопа. – Есть тут кто?

В башне было тихо, только с высоты доносилось хлопанье крыльев.

– Никого нет, – заключил он.

– А чего ты ждал? – Кот поглядел вверх, где светлело квадратное отверстие люка. – Может, вскарабкаемся по книгам? – предложил, оглядев ветхую лестницу.

– Ты что, это запрещённая литература! – Стопа отодвинул ногу от томика Шекспира. – К ней нельзя прикасаться.