Книга Унция или Драгоценное Ничто, страница 34 – Андрей Морсин

– Поздравляю, ты звучишь уже далеко за пределами своего сердца. Продолжай в том же духе, и тебя услышит весь мир!

Унция всмотрелась в лучистый ореол, парящий над ареной:

– А для чего всему миру меня слышать?

Птица села на верхушку колонны:

– Певучая ткань не просто соединяет сердца, на ней держится весь мажорный вселенский лад.

– Но почему люди об этом не знают?

– Увидеть эту ткань можно только твоими глазами. Глазами мечты!

Птица широко расправила крылья, озаряя пространство вокруг, и проступили тонкие узоры, бегущие сквозь холм и стены амфитеатра.

– Каждый светлый голос бесценен, ведь это голос доброй души!

Сияние окутало, подхватило принцессу, и место арены и трибун заняла переливчатая, звенящая глубина космоса.

– Взгляни на звёзды, – наставница махнула крылом в сторону Млечного Пути. – Это горят сердца людей, совершивших какой-то подвиг. Многие из них при жизни и не догадывались об этом. Вон там – сердца подвижников, а там – первооткрывателей, а вон та – звезда твоего любимого поэта.

– А откуда вы знаете, кто мой любимый поэт?

Птица рассмеялась:

– Ты сама мне его читала, когда на музейном троне сидела.

– Ах, да! – спохватилась Унция. – Но почему она меняет цвет?

– Там прямо посередине его жизни проходит черта, за которую ни первая её половина, ни вторая не заходят. Время, когда Артюр сочинял стихи, и дни, когда стал негоциантом, не дружат между собой. К сожалению, это уже навсегда, – добавила она.

– А из чего состоит «навсегда»?

– Из тебя, – просто ответила учительница. – Ты же не можешь себя увидеть?

– Не могу.

– Ну вот. Всё, что нельзя увидеть, навсегда.

– Не знаю, почему, но в этом слове есть таинственный холод, – сказала Унция. – А человек может оказаться в вечной тишине?

– Увы, порой это проще, чем звучать в полный голос, – вздохнула учительница.

– А я могла бы взглянуть на такого человека?

– Не думаю, что это зрелище тебя вдохновит. Но, если так желаешь…

Крылья взметнулись, закрывая и заново распахивая звёздную даль, и они оказались на пути туманного облака кометы. Казалось, сквозь пустоту летит отрубленная голова великана, и её седые космы полощутся позади длинным шлейфом.

Птица опустилась на покрытое трещинами и воронками ледяное темя, и Унция ощутила страшный холод, сквозивший всюду. Казалось, певучая ткань разрывается, обходя стороной застывшее тело кометы. Снежные иглы окружали чёрную, неровную плешь ноздреватого льда, но голова не была мертва.

– О, как же я замёрз! – глухо донеслось из недр глыбы. – Как долго ещё блуждать в пустоте? Нигде мне нет приюта!

В голосе кометы слышалось безысходное отчаяние и смертельная усталость. Раздался новый протяжный стон, и иглы льда зазвенели.

– Я ещё помню дни, когда мне было тепло! Но я бежал от простого, доброго тепла, я не замечал его, я стремился к пламени! Да, это обжигающее пламя казалось таким прекрасным! Я верил, что владею силой… Но, так бывает всегда, когда сильный даёт волю слабости, та оказывается ещё сильнее! И вот я проклят, и мой удел – вечные скитания…

Затаив дыхание, Унция слушала монолог ледяной головы.

– Нет, мне никогда не забыть то небо! Оно застыло на моих глазах прозрачной пробкой с белыми хлопьями облаков, намертво запечатав меня в бутыли невесомости, без надежды на возвращение… О, в мире нет тягостнее чувства! Я смотрел на Землю, тянул к ней руки, но пробиться обратно сквозь лёд уже не мог. И всё светлое, чему хотел служить, всё по-настоящему ценное стало недоступно для меня! Я каялся горячо, но было поздно, и оставалось только леденеть всё больше и больше… Теперь даже самого горячего раскаяния не хватит, чтобы освободиться от этого льда. А он всё сильнее нарастает, и уже никто не видит моих слёз. Даже Солнце, мимо которого я пролетаю каждые двести лет, отказывается растопить этот проклятый панцирь! Да, я проклят навеки, и мой удел – вечные скитания…

Принцесса снова услышала тяжкие стоны и скрежет, словно внутри головы двигалось что-то железное, или это скрежетали её каменные зубы.

– Что такого ужасного этот человек сделал? – спросила она шёпотом.

– Тебе лучше не знать. Но всё началось с того, что он перестал слышать мир.

– Иногда кажется, где-то поёт далёкий, прекрасный голос! – воскликнула комета. – Он говорит, что придёт время, и я обрету покой. Но где это время, и как оно придёт, если я не нахожу места? Нет, мне уготована одна безысходная, бесконечная пустота!

– Я вас вижу, а значит, это не навсегда, – сказала сердобольная Унция, и Птица легонько щёлкнула её клювом.

– Кто ты и что знаешь о безвременье? – только сейчас голова удостоила её вниманием.

– У меня два имени, – сказала принцесса. – И сейчас я, пожалуй, Ничто.

– О, ты – Ничто? – впервые с начала горькой исповеди в голосе кометы послышалась надежда. – Ты правда Ничто? Неужели мне наконец-то повезло! Нет, я не могу в это поверить!

– Можете. Так что случилось?

– О, я всё расскажу, только обещайте, что не бросите меня, поможете мне!

Унция взглянула на Птицу, но та отвернулась.

– Этого я вам обещать не могу, – призналась принцесса.

– Хорошо, пусть так… Я всё равно расскажу! – комета вздохнула. – Это началось неожиданно, как всё в мире и начинается… Когда-то, когда мне было совсем мало лет, мне приснился сон. Он казался явью, и о таких снах обычно говорят – «сон в руку». Увы, в то время у меня ещё были руки, ноги, голова. О, эта никудышная голова! Так вот…

Послышался новый зубовный скрежет, и комета умолкла, словно что-то вспоминая, но скоро продолжила:

– И ничему не научил! – с горечью повторила голова. – О, начало того пути было таким же безлюдным, как дорога в лесу, на которой я встретил тех детей…