Онлайн книга «Обалденика. Книга-состояние. Фаза первая»
|
– Эх, – сокрушаться начал было Петя, – а я-то думал, налаживается все уже. Поживем теперь со старухой… Так нет, снова чегой-то начинается… Ну что за жизнь? – Никогда не жалуйся на жизнь, могло и этого не быть, – сказали кот с улыбкой, – и не сокрушайся, что кукле твоей жизнью насладиться не дают. Пока она кукла – не может она быть счастлива, пусть хоть какими стенами от жизни загородится. Счастье ей не вокруг себя искать надо, а в себе же самой, в Хозяине. Радуйся препятствиям – они ступеньки для тебя. – А теперь тебе обратно надо, – сказал уже только кот, так как улыбка медленно таяла в воздухе, почти исчезнув, – события уже двинулись дальше. – Как же мне обратно-то? – удивился Петя, глядя на исчезающую улыбку. – Да и потом, как величать тебя? – А-а, велика ли проблема, – хмыкнул кот, приближая морду и щекоча Петин нос усами, – чихнул три раза – и всего делов-то… – А звать меня Мявом, – услышал Петя сквозь чихи затихающий голос кота. * * * – …Чха-м… – чихнул Петя в третий раз и отворил глаза. Стоял он в своей избушке, будто и не ходил никуда. Старуха подевалась куда-то, зато битком было незнакомого народа. Толпилось у дверей несколько стражников в малиновых пообтрепавшихся кафтанах и с алебардами в руках. А прямо перед Петей стоял здоровенный мордатый детина, свисая длинными усами и сверкая глазами. «Воевода», – со страхом признал Петя. – …Только не поймите меня правильно, – говорил кому-то воевода, – но человек, оказывается, все может. Вот это меня как раз и настораживает… – тут он замолчал и, открыв рот, уставился на Петю. – Вот он, голубчик! – рявкнул затем, быстро оправившись от изумления. – Там его царь дожидается, всю дружину переполошил, а он шляется непонятно где!.. – Царь? – вконец опешил Петя. – Царь, за мной?! – Он вновь ощутил себя прежним стариком Петей, всеми терзаемым и помыкаемым, и ему захотелось спрятаться от всех далеко-далеко, глубоко-глубоко… Он и согнулся уж весь, готовясь упасть в ноги, как вдруг услышал внутри спокойный урчащий голос: «Отвяжись, отвяжись немедленно от воеводы, от куклы своей. Вспомни, что ты – Хозяин. Твори, начинай немедля творить». – «Что? – удивился Петя внутри себя. – Что я могу сейчас творить?» – «А что хочешь, – спокойно урчал Мяв внутри Пети, – твори слова, твори образы, главное – твори…» – За тобой, за тобой, – продолжал громыхать воевода, – ишь ты, птица важная, самого меня в путь подняли. Чего натворил, а ну ответствуй?! Петя поднял испуганные глаза, но отчего-то вдруг увидал воеводу не вживую, а как куклу детскую, которой в балагане представление разыгрывают: нос у него круглый и красный, как свекла; рот, распахнутый, словно в крике потешном, недвижим, а все звуки словно из живота вылетают; глаза краской нарисованы; а на голове, вместо шлема, ночной горшок прилажен. Навис этот воевода кукольный над ним да что-то ему неподвижным ртом выговаривает грозно. А себя Петя пугалом недавним огородным увидел – стоит он, руки растопыркой, на ветру полощется вольно, рожи корчит веселые. Хоть и стращает его воевода речами грозными, но не испуг привычный ощущает Петя от картины той балаганной, гротескной, а даже напротив – смех веселый и свободный. Отчего-то не напрягают его больше страсти те кукольные, ведь понарошку все и не взаправду. Едва-едва Петя смех в себе сдержал, а затем легко как-то и неожиданно для себя сказал: – Закона такого нет – в хибару всем вваливаться. Вот царю как пожалуюсь… – Он глянул воеводе прямо в глаза и, замирая от собственной смелости, добавил вдруг: – Человек, он хоть сам кузнец своим проблемам, да только не каждый может себе позволить неприятности иметь… – …Неприятности, говоришь, иметь? – после паузы, озадаченно и с каким-то даже уважением переспросил воевода. – Царю он… ишь, шустрый какой… Не такой все же я дурак, как ты выглядишь… Вот пущай царь сам с тобою и разбирается. Мы ведь и во дворе подождать можем… чего уж там… А отсутствие закона, – бормотал воевода, выпроваживая стражников, – еще не избавляет от его исполнения… Закон, понимаешь… я, может, для того на страже его и поставлен, штоб дураки разные им не пользовались. А ты собирайся, собирайся – путь-то не близок. …Кинув в суму краюху хлеба (а больше собирать и нечего было), Петя вышел на крыльцо. Воевода сидел на солнышке в окружении стоявших стражников. Увидав Петю, он вновь насупился. Того, что произошло, он не понимал, и это его беспокоило. – Каждый человек по-своему прав, – говорил он, глядя на приближающегося бывшего старика, – а по-моему – нет. Так чего тебя царь кличет-то? Что за дела у вас общие? Так ты мне на то и не ответил? Вновь растерявшись, Петя уже распахнул было рот для оправдательного ответа, как в голове его предупреждающе раздалось урчащее: «Мя-а-ав…» И тогда он вновь увидел воеводу куклой разрисованной: размахивая маленькими кулачками, он негодующе бормочет что-то ртом неподвижным, грозится чем-то непонятным. Но, как и прежде, не ощутил Петя веры к спектаклю этому кукольному, даже напротив – глядя на страсти выдуманные, вновь внутри себя на смех сбиваться начал. Он неслышно хихикнул чепухе этой, в себе увиденной, но вслух сказал уже спокойно и глядя в небо: – Никак дождить будет? Не успеем, поди… – Да, да, – засуетился воевода, подымаясь, – давно пора. Затем удивленно глянул на Петю и озадаченно добавил: – Ты ж смотри, однако, сколько дерьма, аж в голове не укладывается… * * * В хоромы к царю Петю ввели несколько преждевременно. Царь беседовал с царицей. Беседа, судя по всему, подходила уже к концу, так как велась в тональности предельно высокой. У бывшего старика даже уши позакладывало. Он засунул в ухо палец, прочищая, и ухмыльнулся, вспомнив себя со старухой в недавности. «Отвык уже», – подумал. Царица была как царица, то есть самая обыкновенная баба. Глянув на ее лицо, Петя почему-то сразу решил, что у нее должны быть кривые ноги. А вот царь Пете понравился. Невысокий, плотненький, с блестящей жизнерадостной лысиной и добрым лицом. – Ну ладно… Ну будет тебе… – говорил он царице устало и вполголоса. Но, увидев вошедших, замолчал, выпрямился осанисто. В ладоши хлопнул. – Проводите царицу в покои ее, – сказал царственно. Подведите гостя, – продолжил столь же величественно. Затем, махнув рукой, отослал всех прочь. – Оставьте нас. Оставшись с Петей наедине, царь вновь как-то весь сразу обмяк и подобрел лицом. – Забот-то, забот… – бормотал он, оглаживая лысину обеими руками. – Дергают все, клянчат чего-то… Бунтами грозят, – пожаловался он, заглядывая Пете в глаза, – народу уже столько всего обещано, а ему все мало. Кушать все хотят… требуют… Я-то знаю, чем народ накормить можно, так ведь они есть этого не станут, сволочи, – говорил царь, а глаза у него добрые-добрые были… |