
Онлайн книга «Брак на небесах»
— Он принадлежит ей, — возразил отец, — и она может позволить себе жить как хочет. — Я уверена, что мама сказала бы, что современный комфорт очень неуютен. Дом должен быть пропитан любовью, и Прайори ценен для нас именно этим. Я уверена, что ты, как и я, чувствуешь любовь Уиннов, живших здесь веками. Отец обнял дочку и привлек к себе. — Я ценю твое воображение и твою умную головку, дорогая. Надеюсь, что душам наших предков, которые толпятся, по-твоему, вокруг нас, понравится то, о чем я буду разговаривать с ними, ибо больше мне не с кем будет беседовать. — Надеюсь, — сказала Сэмела. — Когда я подумаю, что ты останешься один, мне хочется плакать, но я ничем не могу помочь. И Морин Хенли будет ужасно одиноко, и я тоже не могу ничем помочь. Дорогой папа, если я буду счастлива, то мне захочется, чтобы все, кого я люблю, тоже были счастливы! Она обняла отца за шею и горячо поцеловала, затем выскользнула из спальни, рассчитывая, что дала ему пищу для размышлений и потому вряд ли он быстро заснет. На следующий день, вместо сближения, Морин Хенли и отец, казалось, прилагают все силы к тому, чтобы не встречаться. За целый день они обменялись разве что несколькими ничего не значащими фразами. К обеду граф не явился, и лишь за ужином они сошлись вместе, чтобы отведать изумительных блюд, которые по заказу Морин прислали из ее дома. К удивлению хозяина, к столу было подано шампанское вместо кларета, который они пили теперь каждый вечер. — К чему это? — спросил он, увидев бутылку в ведерке со льдом, принесенную Сэмелой. — Когда я консультировалась с доктором, — ответила Морин, — он сказал, что кларет очень помог моему здоровью и теперь я снова могу перейти к легким напиткам. А поскольку я не люблю белое вино — кислятина какая-то! — то по его рецепту я решила перейти на шампанское, и вы должны сказать, удачен ли мой выбор. Она говорила с таким невинным видом, что у графа исчезло всякое подозрение и он без лишних слов откупорил бутылку и наполнил бокалы. — Поскольку мы впервые с вами пьем шампанское, думаю, нужно выпить за здоровье Сэмелы. Я молюсь о том, как, конечно, и вы, милорд, чтобы она была очень, очень счастлива. — Конечно, — несколько замявшись, согласился граф. И они выпили за Сэмелу, а затем девушка сказала: — Бесполезно… Я не в силах пойти на это… Я не оставлю папу одного! Кенуин и Морин пристально смотрели на нее, а она продолжала: — Я думала, что смогу уехать и без меня все будет идти своим чередом… Но я понимаю, что супруги Бригсток слишком стары и больны, чтобы справиться даже с одной десятой той работы, которую выполняю я… и было бы чересчур жестоко и эгоистично, если бы я стала думать только о своем счастье… и оставила папу здесь без… нормальной еды, в пыли и запустении. Затем Сэмела обратилась к отцу. — Прошу тебя, папа, пошли грума передать маркизе, что я… передумала. Я остаюсь с тобой, а герцогу придется подыскать себе другую невесту. Она выскочила из-за стола и выбежала из столовой. Морин Хенли поставила на место бокал, а граф молча продолжал глядеть на стул, на котором сидела дочь, словно не веря тому, что она сказала. Потом он проговорил: — Она так нервничает потому, что свадьба готовится в страшной спешке. Утром она придет в себя. — Нервы у Сэмелы в порядке, я вполне понимаю вашу дочь. — Это ясно, ясно! Но я ничего не могу поделать. Наступило молчание, и поскольку Морин ничего больше не говорила, граф сам нарушил его: — Что я могу сделать? Вы же видите, в каком я положении. — Сэмела это понимает, поэтому-то она и не может бросить вас одного. — Ей придется это сделать, — резко сказал он. — Я был удивлен, когда она согласилась на этот брак, хотя Бакхерст, как вы, вероятно, знаете, не только сказочно богат, но и великий спортсмен. Нельзя не восторгаться человеком, который дважды выигрывал «Дерби» [5] и, по всей видимости, в этом году выиграет Золотой кубок. Морин молчала, и он продолжил: — Мальчишкой я несколько раз бывал в Бакхерст-парке. Это потрясающее место, а поместье содержится в образцовом порядке. У Сэмелы там будет все — буквально все! — Но ведь она будет волноваться за вас. — Вам следует переговорить с ней. — Вряд ли она меня послушает. Снова наступило молчание. Затем Морин неуверенно сказала: — Мне думается, что Сэмела — когда она позвала меня приехать сюда, — надеялась… что я смогу… помочь вам. Хотя она говорила еле слышно, ей казалось, что ее слова разносятся далеко за пределы комнаты. Граф хрипло ответил: — Вы должны знать, какие чувства я испытываю к вам уже давно, но мне нечего вам предложить — буквально нечего! Морин молчала. Слова застряли у нее в горле. Она мягко положила руку ладонью кверху на стол. Рука Кенуина накрыла ее, и она почувствовала, что его пальцы крепко сжимают ее ладонь. Затем граф сказал: — Вы мне нужны — вы знаете это, но я чувствую себя униженно и меня одолевает стыд, что мне нечего предложить вам. У Морин наконец прорезался голос: — Мне достаточно того, что вы предлагаете самый прекрасный дом в Англии и… себя! А в это время Сэмела молилась в своей спальне. Она чувствовала, что сделала все, что в ее силах, и теперь оставалось ждать лишь Божьей помощи. Она была уверена, что проницательность ее не обманывает: Морин любит отца, а отец — ее, может быть, не так, как он любил ее мать, но хотя бы как чудесного товарища и мягкого, славного человека. Оглядываясь назад, Сэмела подумала, что в последние годы ей следовало убедить отца активнее участвовать в делах графства и больше времени проводить с друзьями. Ей нужно было отмести его возражения и приглашать больше гостей в Прайори, даже если они не имели возможности угостить их как следует. Настоящие друзья не обращали бы внимания, что они едят и пьют, если бы имели возможность говорить с отцом и чувствовать, как он умен, интеллигентен и обаятелен. Оправданием служила лишь ее молодость. И она настолько радовалась тому, что они счастливы вдвоем с отцом, что не понимала, как мужчина нуждается в женщине, которую мог бы любить и которая любила бы его. «Кроме того, — думала она теперь, — если Господь будет милостив, то отец еще мог бы иметь сына, который унаследовал бы его титул и имение. Я знаю, если он женится на Морин, все будет хорошо», — говорила она себе и все же беспокоилась, что в последний момент гордость, характерная для Уиннов, окажется сильнее и неукротимее любви. |