Книга Моя мишень, страница 34 – Ольга Вечная

— Немного, с друзьями после смены решили посидеть. Не надо, — хмурюсь, когда она тянется к лицу, заметив пластырь. — Все нормально. На работе не повезло, так бывает.

Умный маленький Ёжик тут же переворачивает мою правую руку тыльной стороной и впивается взглядом в ссадины на костяшках.

— Так вот почему он спешил домой! Пойдем знакомиться! — раздаются из-за спины веселые голоса Пехова и Муравьева. Они тоже вываливаются из такси, подгребают поближе, пьяные и не в меру любвеобильные. — Рита? Это вы та самая Рита?! — с восторгом. Если он сейчас скажет хоть что-нибудь, я просто его положу прямо здесь. Машинально нахожу глазами камень покрупнее.

— Привет, — смущается девушка, бросает на меня взгляд, потом улыбается: — Твои друзья?

— С натяжечкой.

— Которые хорошо выходят на фотографиях?

— Именно.

— Рита, я приношу вам глубочайшие извинения! — Дэн не в состоянии прекратить каяться. Мать его. — Был неправ, признаю! Вы меня простите?

— Вали домой! — повышаю голос. Он здоровый, лысый, неуклюжий и едва на ногах стоит. Кто-то под градусом становится агрессивным, а этот признается всем в любви. Еще пару рюмок — и чмокнется с фонарным столбом. Это смешно, если не опасаться, что ляпнет лишнего.

— Так точно, товарищ майор! — бодренько. — Ухожу, не мешаю!

— Леха, извиняй, — хохочет Муравьев и тащит товарища в такси. — Да пошли… ты! Как мне тебя до жены твоей дотащить живого и здорового?! Приятно познакомиться, Маргарита! — машет Муравьев, спорю, краснеет при этом, он совсем еще пацан, но талантливый, далеко пойдет. И вместе они кое-как все же забираются в такси. Пехов продолжает что-то кричать из окна Рите, которой, вроде бы, весело.

— Смешные, — кивает она, пожимая плечами.

— Ага. Пойдем домой? — обнимаю ее покрепче и целую в висок.

— Ты когда пьяный — не буйный?

— Буйный. Но куда тебе уже деваться? Сама напросилась.

— Можно начинать бояться?

Я наклоняюсь и целую ее. Вкусная, теплая, ластится ко мне. С тяжелым сердцем во вторник поеду, хочется дома остаться и ласкать ее, нежить. Столько еще не попробовано, вдруг случится что — и не попробую уже.

— Я же обещал, что постараюсь быть добрее.

***

— Тебе нужно было взять ключи, а не торчать два часа на улице, как бедной родственнице, — мы ходим по квартире, я собираюсь в душ, она ставит чайник. Все-таки успела замерзнуть. У меня небольшая карусель перед глазами, последние пара стопок явно во вред. — Соседи сейчас решат, что я изверг какой-то.

— Именно так и будет, это мой коварный план. Перетянуть всех на свою сторону, выставить тебя отпетым негодяем.

— Хитрая миловидная блондиночка, — сквозь зубы. Но шучу, конечно, не со зла. — Ключи возьми, Рита. Они по-прежнему на комоде.

— Ключи Ники.

— Мне их прокипятить? Или сделать тебе другую копию, а эти похороним?

— Да нет же! Не знаю, просто не хочу пользоваться ее вещами. Меня напрягает, я будто на ее место пришла, — она заламывает руки. — Может, глупость.

— Ты ревнуешь? — я останавливаюсь в коридоре и вопросительно смотрю на нее, притаившуюся в кухне, отгородившись от меня стулом. Вцепилась в его спинку.

— Может быть. У тебя ведь… всегда кто-то был. Эти твои постоянные и временные подружки, девчонки, которые симпатизировали тебе и которым улыбался ты, — она ерошит волосы на голове, выглядит немного растерянной. — Я привыкла наблюдать за вами как будто… со стороны. Они, конечно, менялись одна за другой, а я оставалась. А теперь… надолго ли тебя хватит?

— Рита, я разве давал повод? — душ подождет, подхожу ближе, обнимаю ее за талию. — А теперь честно: что случилось?

— Я нервничаю. Ты скоро уедешь, и мне кажется, что случится что-то плохое. После нашего последнего прощания мы не виделись долгих восемь лет! И если бы я сама тебя не нашла, то никогда бы и не увиделись.

— А как я нервничаю, ты подумала? Оставляю тебя здесь одну, без присмотра. Красивую, совершенно особенную, — подношу ко рту тыльную сторону ее ладони и целую. — Думаешь, мне с кем-то было так же хорошо, как с тобой? — я снова целую ее руки. Алкоголь продолжает плавить мозг, развязывает язык, меня определенно точно несет не туда, но она так смотрит, что не могу остановиться: — Думаешь, я к кому-то еще чувствовал что-то подобное? Хотя бы когда-нибудь?

— А что ты чувствуешь? — говорит тихо. — Ко мне.

— А ты как думаешь? — обнимаю ее покрепче, прижимаю к себе.

— Вопросом на вопрос, солдат. Да тебя пытать можно.

— Люблю я тебя, Ёжик, что непонятного? В душе ты у меня давно, с самого детства. Сначала по-дружески, искренне, без какой-либо подоплеки. Всегда ведь на моей стороне была, пыталась защищать, малявка, — ей становится смешно, мне нравится, когда она улыбается, а потом она почему-то начинает всхлипывает и утыкается лбом в мою грудь. Мне отчего-то тоже больно, какой-то момент жгучий, словно кожу содрали, поскорее бы заклеить нервные окончания каким-нибудь пластырем. Совершенно не комфортное состояние, я редко пью, надо вообще завязывать. — Я знал, что не сдашь ни за что на свете, даже если обидишься на что-то или поссоримся. А теперь уже все по-настоящему. Намного глубже и серьезнее. Все, что тебя касается, — воспринимается либо приятно, либо болезненно.

— У меня всегда так было. Слепая глупая любовь.

— Наверное.

Она привстает на цыпочки, я наклоняюсь, и Рита шепчет мне на ухо:

— Ты подрался. Из-за меня, да? — как будто секрет, чтобы никто не услышал и, не дай Бог, не узнал. Будто я вновь кадет, которых за такое наказывают.

— С какой стати? — усмехаюсь. — Больно надо, — отстраняю ее. — Я хочу помыться, потом договорим.

Направляюсь в ванную, она не отстает, упертая девка. И пока я трезвею под напором прохладной воды, стоит, подперев спиной дверь, пялится.

— Я же не дура, — ставит меня перед фактом. Слышно, к сожалению, прекрасно. — Они извинялись передо мной. Нашли мои фотографии и решили тебя уколоть? Я так этого боялась! И ты заступился. Как и в тот раз, в школе, да?

— Я ничего не слышу, — делаю напор посильнее. — Сейчас закончу и поговорим. Либо снимай трусы и присоединяйся, либо дуй в спальню.

— Все ты помнишь. Сколько тебе было тогда? Семнадцать? Тебя чуть не отчислили из выпускного класса! Они же сильно младше, несолидно. Меня еще дядя Глеб допрашивал лично: дескать, в курсе ли я о случившемся. Вы с друзьями проучили моих одноклассников. Это было ужасно приятно! — торжествует. — Я ему ни слова не сказала.

— Опять двадцать пять. Я даже учился в другой школе. С чего мне вообще знать, что у вас там творилось?

— Это был ты! Потому что не бывает таких совпадений. Они потом заткнулись раз и навсегда. Несколько ребят в шутку выключили свет в женской раздевалке перед физрой и забежали с фонариками, вроде бы ничего такого, мы все прикрылись, завизжали, прогнали их. Но… потом понеслось: «у Ожешко, оказывается, фигура как у нормальной, сиськи и задница на месте, только пакет бы на голову!» Если меня до этого игнорировали, то потом завалили вниманием! Ноги, грудь, одежду — обсуждали ежедневно. И ржали! Учиться стало невозможно, к доске выхожу, а они свистят и улюлюкают! Пиджак сниму, потому что жарко, так вглядываются в блузку, пытаясь рассмотреть белье!