Книга Межлуние, страница 4 – Леонид Воронар

Как это ни странно, в качестве награды за верность Куполу, отличившемуся архиагенту позволили увидеть аутодафе из кардинальской ложи. Сомнительная благодарность и крайне неприятное зрелище. Тарлаттус не посещал публичные казни, поэтому беспощадная расправа потрясла мужчину до глубины души. К его ужасу Собор бросил в огонь к старухам невинных девочек, и теперь это тошнотворное видение, способное свести с ума, возвращалось к нему по ночам и выворачивало душу наизнанку. К слову, не выходившая из дома Кармела, открыто завидовала мужу, поскольку жалела, что не смогла придти на казнь, и возмущалась некомпетентностью клириков, позволивших одной из наставниц выпить заранее приготовленный яд.

— Наконец-то вы проснулись, сеньор. Вы не против, если я закурю?

Тарлаттус повернулся к возничему и, потерев лоб, незаметно поправил парик. Бородатый старик достал трубку и следил за дорогой, а его кони фыркали и прядали ушами. Чувствовалось, что душный воздух застоялся без ветра и, судя по всему, приближалась гроза.

— Как хотите. Мне все равно.

Тарлаттус поднял воротник рубашки и посмотрел на застывшую листву стройной колоннады придорожных кипарисов. В просветы между ними были видны оливковые рощи и виноградники, простирающиеся до предгорий, подернутых голубоватой дымкой. Все остальное пространство под ярко-синим небом занимала колыхающаяся трава, выжженная сурийским солнцем до золотого блеска.

Чтобы увидеть эту красоту ему пришлось практиковаться в красноречии, поскольку его, как опытного агента, каким-то образом раскрывшего вилонский Ковен, не хотели отправлять в Свободный Поиск. Обычно, старшие агенты не выезжали из Вилона, чтобы не терять связь с обширной сетью доносчиков, и вместо них посылали тех, кто приходил к подножию третьего столпа и только начинал служение, переодеваясь в самых разных людей. Иногда им приходилось доставать робу монаха и просить милостыню возле ближайшего храма. Иногда они выслеживали конкретного человека. Иногда в поисках ереси подслушивали разговоры, ведущиеся как в опиумных притонах, так и в храмовых читальнях. Иногда…

— Мы проехали Эль-де-Пьянас?

— Да, совсем недавно. — Он достал кисет. — У вас необычный акцент. Откуда вы родом?

— Из Адонья. Я взрослел в предместьях Сан-Домино, — добавил архиагент, увидев, как нахмурился возничий.

Пару минут Тарлаттус наслаждался тишиной, а старик набивал в трубку свежий табак и на какое-то время потерял интерес к разговору.

Клирик засунул руку в карман и, сжав в кулаке четки, почувствовал, как стальной Лик Смирения, один из символов веры, оставил на ладони отпечаток.

«Лишь бы старик не догадался, кто я на самом деле» — подумал Тарлаттус, удержав в себе возмущение и… ужас. Наверное, так себя чувствует подросток, впервые утопивший котят и услышавший за спиной приближающиеся шаги.

— Позвольте, сеньор, дам совет. Если направляетесь в Рогену, то сверните на Винсию.

— Почему?

Старик закурил, и, неодобрительно покачав головой, оглянулся на клирика.

— Разве вы не слышали, сеньор? До нас добралась инквизиция.

«Как не вовремя» — с раздражением отметил про себя архиагент. — «А если ее схватят раньше меня?» — испугался он.

— Дорогой Пабло, мы можем поехать быстрее?

— Ну… дальше дорога идет под гору. Сеньор, а к чему такая спешка?

— Не хочу попасть на допрос, — сумрачным голосом ответил Тарлаттус.

Неприятно сознавать, что его опередили. Он представил себе психологический портрет Аэрин и с его помощью попытался понять, куда направится девушка, узнав о приближении смертельной опасности. Может быть, затеряется среди беженцев? Новые порядки мало кому понравились, и, узнав о Вилонских казнях, некоторые семьи задумались о переезде в Футр. Она могла бы пристать к одной из них и добраться до безопасного места.

Меньше чем через час он слез с телеги у дорожной развилки. Расплачиваясь со стариком, клирик выяснил, по какой дороге не стоит идти, если он не хочет попасть в Полтишь.

— Мучас грасьяс, сеньор! — произнес Пабло, получив больше, чем он просил.

— За спешку, — ответил Тарлаттус и осмотрел окрестности.

Панораму волнистых полей, стелящихся меж холмов, портил придорожный кабак. Клирик поморщился. Ему не хотелось разговаривать с пьяными пеонами, и он прогулялся перед зданием, обходя повозки и дилижансы, и привычно прислушиваясь к разговорам. Спрашивать напрямую смысла не было, поскольку последние события не обсуждал только ленивый. Узнав последние вести, щедро приправленные острым, как холопенье, соусом из слухов и домыслов, Тарлаттус закинул на плечи походную суму. Найти попутчиков не представлялось возможным, а возничие, какие бы деньги не предлагал архиагент, отказались поехать в нужном направлении. Осознав, что не успевает до наступления ночи, Тарлаттус вдохнул и зашагал по дороге в сгущающихся сумерках.

* * *

Робкий стук в дверь был едва слышим за шумом ливня и Элизабет Гранд, ее сестра Изола или прислуга не заметили бы его, если бы не собирали багаж в холле. Графиня переглянулась с сестрой и велела впустить позднего гостя. На секунду на лицах леди появилась тревога, чем-то отдаленно напоминающая страх.

Дворецкий отпер и открыл тяжелую дубовую дверь. На границе света, где мерцающая дождем темная глубина ночи отступала от порога, скрестив руки и обхватив пальцами предплечья, стояла хрупкая девушка в черном. Ее модная широкополая шляпа потемнела от воды, а пелерина серебрилась капельками дождя, отражающими вспышки грозы и свет свечей. К элегантным высоким остроносым сапогам на длинном каблуке, по щиколотку измазанным грязью, прилипли листья и стебли травы — своеобразное подтверждение о путешествии пешком. Ее узкий подбородок и губы осветили огни дома, а верхняя часть лица оставалось скрытой в густой тени.

— Сеньора, позвольте войти?

Графиня едва заметно улыбнулась. Ссутулившаяся и дрожащая от холода посетительница напоминала растрепанную птицу, севшую на карниз.

— Входите, — любезно разрешила она. — С чем связан столь поздний…

Вопрос так и не прозвучал. На свет вышла стройная сеньорита. Она сняла шляпу и отжала мокрые волосы цвета воронова крыла. Тем временем дворецкий внес ее чемодан, повидавший долгую дорогу.

— Простите за вторжение. Я… одна.

Хозяйка асьенды пригласила ее в гостиную, где пылал огромный камин. Этикет не позволял выставить гостя за дверь, даже если он нежеланный. Графиня быстро определила в ней городскую, приехавшую издалека. Разумеется, живущие поблизости Сестры знали, кто проживает в этом доме, и не приближались к его ограде. Похоже, путешественница не знала к кому пришла. В любом случае, пока она здесь, над жильцами асьенды повисла страшная угроза: нельзя допустить раскрытия родовой тайны Грандов.

Девушка сбросила накидку и, опустившись на колени, протянула влажные руки к огню. Пока она грелась, Элизабет обдумала сложившуюся ситуацию и, лишь затем начала расспрашивать: