Книга 2039, страница 53 – Юрий Никитин

А ситуация в Москве все тревожнее. До этого все акты насилия в конце концов успешно гасились. Некоторые сразу, а массовые позже, участники бесчинств моментально и автоматически заносятся в полицейские картотеки, а затем поодиночке и без особого шума изымаются.

Но как только прибыли массы неолудов с Дальнего Востока, Восточной и Западной Сибири, Урала и Поволжья, стало ясно, как в осажденной Москве, так и самим неолудам, кто начинает побеждать в таком противостоянии.

Моя команда приуныла, до этого надеялись, что конфликт как-то рассосется, власти уладят, но, похоже, наверху все же решили, что остановить мгновение очень хорошо и для них самих, а в сингулярности неизвестно что случится с их высокими должностями и постами.

Как только несколько десятков автобусов с номерными знаками Урала и Поволжья прибыли в Москву, схватки уличных толп с полицией и Росгвардией стали чаще и ожесточеннее.

Власти объявили о чрезвычайном положении. Митинги и шествия запрещены, что вызвало только горький смех – раньше надо бы шевелиться, а теперь наступление на Москву идет по всему периметру. Города-спутники уже захвачены, на окраинах настоящие сражения, в Москве сторонников сингулярности достаточно много, хотя, конечно, с количеством разъяренных неолудов не сравнить.

– Надо бы доску с названием фирмы заменить, – сказал Уткин с запоздалым сожалением. – Написать что-то типа «Контора по заготовке рогов и копыт», никто бы и ухом не повел! Стали бы своими в доску.

Влатис посмотрел на него отсутствующим взглядом, явно в сети с кем-то спорит, с замедленностью в голосе согласился:

– Да, «Отдел кафедры прогнозирования» для неолудов вроде красной тряпки для стада быков.

Лавр сказал с надеждой:

– Может, не обратят внимания?

– А что, – поддержал его Карпов, – мы не делаем железо, как бы почти гуманитарии. Какой от нас вред?

– Да, – согласился Карпов ядовито, – всего лишь делаем программки, без которых это железо просто железки. Даже железячки. Мы просто овечки. Шеф?

– Мы у них тоже в списке, – подтвердил я неохотно. – Все, что удалось сделать, сделали.

– В смысле?

– Переползти в конец горизонта событий, – пояснил я. – Прикинулись неважной мишенью, чтобы эта черная дыра поглотила нас последними.

– Шеф!

Я напомнил строго:

– Не моя заслуга, а Макара Афанасьевича.

Еще пару недель, не прекращая работы, наблюдали, как неолуды методично захватывают окраинные районы Москвы, медленно и все увереннее сжимая кольцо.

Я все еще надеялся, что власти введут в город танки, как правильно поступили китайцы на Тяньаньмэне; это признали потом и сами оппозиционеры. Но Россия, вечно раздираемая противоречиями между Европой и Азией, слишком долго колебалась, и в воинских частях наконец-то началось то же самое брожение, чего я страшился до свинячьего писка.

От случаев дезертирства перешли к прямому неповиновению приказам, а само дезертирство стало массовым. Причем на этот раз убегают, даже не убегают, а просто уходят открыто с оружием в руках.

Участились случаи, когда солдаты угоняли бронетехнику, и хотя в основном штабные автомобили и автомобили пехоты, но замечены случаи, когда уводили даже бронетранспортеры.

Сюзанна бесстрастно мониторит продвижение луддитов к центру, ими руководит очень умелая сволочь, я имею в виду руководит на военно-оперативном уровне, явно какие-то в прошлом штабники.

Возможно, из Генерального штаба, там тоже жаждут остановить мгновение и жить в вечности так привольно, как живут сейчас. А все страшилки ученых про гигантские астероиды, взрывы супервулканов и прочие фейки, просто чтоб повысить себе жалованье.

– Сагиб, – сказала она однажды, – по моим расчетам, в наш район войдут через трое суток.

– Ого, – ответил я, – рад, что научилась так прогнозировать. Хотя войдут через пять, а то и семь.

– Но, но расчеты…

– Делай поправку, – сказал я, – что это люди, а не машины. Люди делают много ошибок и промахов, что вредит на тактическом уровне, но в стратегическом вывело человеческий род на вершину эволюции.

Она спросила в недоумении:

– Но как могут ошибки…

– Могут, – ответил я, – но сейчас их ошибки нам во благо. Скажи, пять дней! А затем винтовки на второй и третий этажи к окнам.

Она сообщила ровным голосом:

– Камнеломов уже перенес. И распределил, кто откуда будет вести огонь. В смысле, стрелять в людей.

Я поморщился.

– Зря людей отвлекает. Ну да ладно, ждем, как решат использовать армию. Последний козырь власти! Нельзя же дать неолудам захватить Кремль? Их все равно разорвут, даже если поклянутся в верности заветам неолудов.

– Есть данные, – напомнила она, – семьи отправили кто в Иран, кто в Штаты. С фальшивыми паспортами. А у самих наготове самолеты.

– Ожидаемо, – согласился я. – Политики!..

Мелькнула мысль, что раньше это вызвало бы отвращение, но в последнее время конкуренция в обществе достигла такого звериного накала, что исчезли даже остатки нравственных принципов, на которых строилось существующее по инерции общество.

Сейчас все рвут и хапают, теперь это норма. Фрейд и Юнг оправдывают, в этом и есть человек, то есть зверь разумный. Возможно, часть населения примкнула к неолудам из-за естественного желания остаться в стороне от этой безумной гонки все ускоряющегося прогресса?

Жаждут просто жить-поживать в тепле и уюте?

Вся надежда на сингулярность, но слишком тревожная эта надежда даже для нас, а что уж о простом человеке, который везде привык видеть обман и предательство?

Прошло даже не семь дней, только к вечеру восьмого отдельные группы неолудов начали просачиваться в центральную часть города. Сперва вели себя тихо, ждали прибывающие отряды, а потом многотысячные толпы, словно море, начали захлестывать здания крупных корпораций, научно-исследовательские институты, Академию Наук, а также правительственные учреждения.

Полиция и ОМОН разбежались, признав бессмысленным стрелять в толпу из десяти тысяч человек, вооруженную битами, арматурой, коктейлями Молотова и даже огнестрелом в виде охотничьих ружей и помповиков.

Я все еще со слабеющей надеждой ждал ввода в столицу армии. Москва окружена кольцом наиболее боеспособных войск, но ждать одно, а надеяться другое. Опыт и расчеты показывают, что этого не случится. Здесь и трусость, никто не хочет брать на себя ответственность за приказ стрелять в народ, и страх, что Запад осудит, это же аморально – стрелять в свой народ, даже если тот превратился в толпы преступников, а самое главное, сама армия все громче выражает неготовность выполнять такие приказы.

Дескать, давали присягу защищать страну от внешнего врага, защищать именно этот же народ, как можно пустить против него танки?