Книга Только так. И никак иначе, страница 42 – Яна Перепечина

- Красиво, конечно, но этих здесь называют «мафией». Они занимаются скупкой и перепродажей. Видишь, какой выбор огромный. У них дорого. Да и не очень интересно. А вот найти у хозяев или их наследников гораздо интересней. Иногда таких историй наслушаешься!

Злата только улыбалась восторженно: ей всё очень нравилось. Вот на скатерти, постеленной прямо на снег, они увидели расставленые фарфоровые фигурки: зайчики, медведи, белки, девочки, мальчики, хозяйка Медной горы, маленький Пушкин, собачки самых разнообразных пород и беспородные, птички - красота необыкновенная, руки так и тянутся. Павел со Златой купили смешного кругленького птенца неизвестной им птицы. Счастливая хозяйка приобретённую фигурку грела в руках и умилялась:

- До чего же хорошенький! Как живой!

- И не говори. Сам всегда удивляюсь, как можно такие вещи делать из холодного фарфора. – Павел взял птенчика, перевернул. – Смотри, видишь буквы «ЛФЗ»?

- Это Ленинградский фарфоровый завод?

- Или Ломоносовский. По-разному называют. Сейчас на их изделия, особенно старые, опять мода пошла. То мещанством клеймили, а теперь у старушек скупают за бесценок, а здесь и по антикварным магазинам продают.

Злата засмеялась:

- Тогда я тоже мещанка! Мне это всё так нравится.

Рядом с фарфоровым царством был развал книжный. Павел потянул Злату за руку:

- Давай поищем Лялину подарок.

- А что ты хочешь найти?

- Да ты знаешь, он подростком брал у друзей книгу Льва Шейнина «Записки следователя», зачитал чуть не до дыр. И даже сам в милицию пошёл работать. Теперь вот мечтает такую же найти… Простите! – продавец, завёрнутый в тулуп и крест-накрест перевязанный пуховым платком, с трудом разлепил сонные глаза – вставали-то в рань несусветную, такие рынки открываются затемно.

- Я вас слушаю.

- Нам бы Шейнина…

- Не знаю, был вроде… Поищите.

Павел усмехнулся:

- Ладно, поищем.

Они медленно пошли вдоль клеёнки, на которой были разложены книги, множество книг. Старые, потрёпанные, и почти новые. И даже совсем не читанные, ни разу. Со склеенными ещё страницами. Для красоты и солидности покупались, похоже. Так и простояли в шкафу, бедолаги, подтверждением образованности хозяев.

«Ну, ничего, - думала Злата, - теперь-то мода на книжное собирательство прошла, и купят вас те, кому вы действительно нужны»

- Ой, Паша! Смотри, вот же Шейнин! Такой? – Злата чуть не прыгала от радости.

- Точно! Похоже, такой. Майор наш так и говорил: бежевая, тканевая обложка. Вот он удивится!.. Дайте, пожалуйста, Шейнина и ещё вот эту, бордовую, «Педагогическую поэму»!

Когда отошли от книг, Злата спросила:

- Ты тоже Макаренко любишь?

- Очень. У меня уже десять изданий «Педагогической поэмы», вот нашёл, какого раньше не было. Думаю собрать все, если получится. И «Флаги на башнях».

- У меня «Педагогическая поэма» в двух вариантах, давай я тебе покажу, вдруг у тебя таких нет?

И снова Павел смотрел, удивлялся. Стоит рядом маленькая девчонка, волосы из-под платка выбились, кудрявятся, щёки розовые, глаза горят, фарфорового птенчика никак из рук не выпустит. И так ей всё нравится, и понятна ей его слабость к старым вещам и книгам, и интересно их разглядывать, трогать, покупать. Гуля бы его на порог не пустила с книгами или другими покупками с барахолки. И не скажешь, плохо это или хорошо. Каждому своё. Для кого-то всё это: и книги, и прялки, и утюги, и иконы – барахло. Для кого-то – отзвуки старой жизни, далёкой и интересной, которую так хочется сохранить и удержать. И Гуля не плохая, а просто чужая, не его. А Злата – его...

Купив книги, пошли дальше, у знакомого лоточника Павел увидел полукилограммовую гирьку. Сразу взял в руки, повертел:

- Ну надо же, тридцать третьего года, как раз в год рождения моего отца сделали. Семён, я возьму?

Знакомый лоточник, притоптывая ногами в валенках, кивнул:

- Бери, конечно. У меня одноклассник бывший в сельце под Нижним батюшкой служит, вот и нашёл в храме своём да мне отдал. Я продаю то, что он мне даёт, а я часть вырученных денег ему привожу. На храм. Он разорённый до ужаса, там чего только не было, много лет весовой служил, там зерно вешали, вот гирька и оттуда. Она каменная, кстати, а не металлическая.

Взяли и гирю. Народу на рыночке становилось больше, появлялись те, кто по выходным любит подольше поспать.

- Павел, Златочка, добрый день!

Они дружно обернулись и заулыбались. Позади стояла Ольга Васильевна, та самая Ольга Васильевна, которая заступилась перед Павлом за Злату, когда Трофимовна наговаривала на неё. Злата не знала об этом, а вот Павел за это заступничество был ей очень благодарен.

- Вы знакомы? – Злата удивилась.

- Имела удовольствие, - глаза Ольги Васильевны смеялись. Павел с улыбкой кивнул.

- Вы домой сейчас?

- Да, ребята, домой.

- Так давайте мы вас подвезём, мы на машине и тоже собирались уже.

Она обрадовалась:

- Вот спасибо! Повезло старухе.

- Какая ж вы старуха, тётя Оля?! Вы же молодая!

Устроилась Ольга Васильевна в машине с удовольствием, весело приговаривая:

- Вот хорошо! Доедем в красоте да с удобствами.

Поворочавшись ещё, Ольга Васильевна, устроилась с комфортом и, довольная, поглядывала по сторонам.

- Павел, а вы-то у нас ведь недавно. Дом купили или снимаете?

- Ой, тётя Оля, Павел же ещё осенью генеральский дом купил! Вы не знали?

- Да что ты? Генеральский?! Не знала. Давно я по той улице не ходила, к дочке в Геленджик уезжала в сентябре-октябре с внуками, детьми сына, а сплетни, видно, до меня не дошли.

- Ну, вы же сплетниц не жалуете, - Злата рассмеялась. – А к бабуле редко заходите, да она у нас и не болтушка.

- Это точно. – Ольга Васильевна задумчиво посмотрела в зеркало на Павла. Потом попросила:

- Павел, а можно ваш дом посмотреть? Простите меня, если просьба моя некстати… - голос её заметно изменился, и Павел тоже глянул в зеркало, перехватив внимательный взгляд бледно-голубых глаз.

- Конечно, – удивился он, но промолчал, ожидая продолжения. Оно не последовало – уже сворачивали к Дому.

Павел помог Злате выйти, вместе они подали руки Ольге Васильевне. Та выбралась, оправила пальто, неторопливо обернулась. Заинтригованный, Павел смотрел на неё, а она, ничего не замечая, – на Дом. Лицо её будто помолодело, глаза улыбались, правый уголок рта, окружённого немногочисленными ещё весёлыми морщинками, подрагивал. Она молча пошла к калитке. Злата с Павлом немного приотстали, недоуменно переглянувшись. И Ольга Васильевна сама, привычным движением пошарив за столбом, державшим калитку, отодвинула щеколду и пошла по тропинке.