Онлайн книга «Под знаком черного лебедя»
– Ты тоже ее видел? – Она психованная. Заставила меня залезть на ее трактор. – Правда? – Ага! И устроила матч по армрестлингу. Ее нож против моей булки. – И кто выиграл? – Я, конечно! Чтоб я еще девчонке проиграл! Но она все равно забрала мою булку. И велела мне убираться с земли ее отчима, а то, мол, натравит его на меня, а у него есть ружье. Психованная. Представьте себе, что вы ищете рождественские подарки в середине декабря, находите все, что надеялись получить, но на Рождество ваша наволочка оказывается абсолютно пуста. Вот именно так я себя почувствовал в этот момент. – Ну что ж, я видел и кое-что другое, гораздо лучше, чем Дон Мэдден на тракторе! – Да ну? – Я видел Тома Юэна с Дебби Кромби! – Не может быть! – Дуран осклабился. – Она сиськами светила? – Ну… Я совершенно отчетливо представил себе, как разойдется эта сплетня. Я расскажу Дурану. Дуран расскажет своей сестре Келли. Келли расскажет Рут, сестре Пита Редмарли. Пит Редмарли расскажет Нику Юэну. Ник Юэн расскажет Тому. Том Юэн приедет к нашему дому на своем «судзуки», завяжет меня в мешок и утопит в озере. – Что «ну»? – Нет, они только целовались. – Что ж ты не задержался там подольше? – Дуран показал свой коронный трюк – достал языком до носа. – Может, увидел бы ее хозяйство. Лиловые колокольчики роились в лужицах света, натекших через дыры в кронах деревьев. Воздух был пропитан их запахом. Дикий чеснок пах поджаренной харкотиной. Дрозды пели так, словно от этого зависела их жизнь. Птичья песня – это мысль леса. Она прекрасна, но мальчикам запрещено говорить «прекрасный», потому что это самое что ни на есть педиковое слово. Тропа сузилась так, что идти можно было только гуськом. Я пропустил Дурана вперед – пусть закрывает меня своим телом. (Даром, что ли, я много лет подряд читал «Уорлорд» – кое-каким методам выживания научился.) Так что когда Дуран вдруг остановился, я налетел прямо на него. Дуран прижал палец к губам. Шагах в двадцати от нас на тропе стоял сморщенный, как черносливина, человек в бирюзовом халате. Человек-черносливина смотрел снизу вверх, со дна колодца, полного ослепительной яркости и жужжания, – мы поняли, что этот колодец состоит из пчел. – Что он делает? – прошептал Дуран. Я чуть не сказал «молится». – Понятия не имею. – Над ним дикий рой, – шепнул Дуран. – На том дубе. Видишь? Я не видел. – Он что, пчеловод? Дуран сначала не ответил. У пчелиного человека не было никакой сетки или маски, хотя пчелы облепили его халат и лицо. У меня самого лицо от одного этого зрелища зачесалось и задергалось. У человека был бритый череп со шрамами, напоминающими электрические разъемы. Рваные туфли больше походили на тапочки. – Не знаю. Проскочим мы мимо него, как ты думаешь? – А если они отроятся? – Я вспомнил фильм ужасов про пчел. Прямо в том месте, где мы стояли, от верховой тропы ответвлялась едва заметная тропинка. Нас с Дураном осенило одновременно. Он пошел первым – это не так уж смело, если опасность за спиной. Тропинка петляла, и вдруг Дуран встревоженно повернулся ко мне и прошипел: – Слушай! Пчелы? Шаги? Становятся громче? Определенно! Мы помчались, спасая свои жизни, проламывая одну волну ветвей за другой – восковая зелень и когтистый остролист. Коренистая земля качалась, кренилась и вдруг ринулась вниз. Мы с Дураном плюхнулись на землю в укромном болотистом кармашке, задушенном портьерами плюща и омелы. Мы задыхались и не могли больше сделать ни шагу. Мне здесь не нравилось. В такое место душитель вполне может привести свою жертву, чтобы задушить и закопать. Такая это была стремная лощина. Мы с Дураном прислушивались – не гонится ли кто за нами. Очень трудно затаить дыхание, когда у тебя колет в боку. Но пчелы нас не преследовали. И человек, который был с ними, – тоже. Может, это сам лес решил напугать нас, чтобы развлечься. Дуран с хрюканьем втянул сопли из носа в гортань и проглотил их. – По ходу, мы оторвались. – По ходу, так. Но где же тропа? Мы протиснулись в дырку там, где в замшелом штакетнике не хватало одной планки, и оказались в нижней части бугристого газона. Там и сям торчали кротовины. С пригорка за нами наблюдал большой молчаливый особняк, из которого торчали башнеобразные штуки. Солнце цвета грушевых леденцов растворялось в наклонном пруду. Перегретые мухи устроили гонки болидов над водой. У сгнившей эстрады деревья на пике цветения кипели темными сливками. Вокруг особняка шло что-то вроде террасы, на которой стояли складные столы с кувшинами лимонада и оранжада. Просто так стояли. Мы смотрели, как ветер свалил пизанскую башню бумажных стаканчиков. Несколько штук покатилось по газону в нашу сторону. Вокруг не было ни души. Ни души. – Боже, я готов жизнь отдать за стакан этого лимонада, – сказал я Дурану. – Я тоже. Наверно, это весенняя ярмарка или что-то такое. – Да, но где все? Рот у меня был соленый и запекшийся, как чипсы. – Может, она еще не началась. Давай подойдем и попьем. Если кто-нибудь увидит, скажем, что собирались расплатиться. Сколько там это будет стоить, два пенса, ну пять. Дурану этот план тоже не нравился. – Ладно. Но нам ужасно хотелось пить. – Ну пошли. Пьяные помпоны пчел зависли над лавандой. – Тихо тут как-то. – Бормотание Дурана раздавалось чересчур громко. – Угу. А где же столы с товарами на продажу? Колесо лотереи, в которой можно выиграть бутылку сидра? «Охота на сокровища» с зарытыми в песок яичными скорлупками? Аттракцион «Попади в бокал мячиком для пинг-понга»? Окна особняка вблизи не выдали никаких зрелищ, кроме нас самих на фоне зеркального сада. В кувшине оранжада утонули муравьи, так что я стал наливать лимонад, а Дуран держал бумажные стаканчики. Кувшин весил целую тонну, и в нем звякали кубики льда. Он отморозил мне руки. Есть куча сказок, в которых герои едят и пьют чужую еду и питье, и это для них очень нехорошо кончается. – Твое здоровье. – Мы с Дураном изобразили, что чокаемся, и выпили. От лимонада у меня рот стал холодный и мокрый, как декабрь, и все тело вздохнуло: «Ах!» Особняк лопнул по швам, и люди хлынули из дверей вслед собственной болтовне. Они уже отрезали нам путь к отступлению. Большинство обитателей особняка были одеты в бирюзовые халаты, как тот человек, который наблюдал за пчелами. Некоторые, скрюченные, сидели в инвалидных креслах, которые толкали медсестры, одетые в форму медсестер. Другие шли сами – но какими-то рваными движениями, как сломанные роботы. |