Книга Дочери лорда Окбурна, страница 63 – Генри Вуд

– Я еду, – подумала Дженни, складывая письмо, и пряча его в карман, – я не хочу медлить ни минуты, поеду сегодня же трехчасовым поездом.

Она позвала Юдио и дала ей необходимые распоряжения. В эту минуту карета Лоры остановилась у ее подъезда.

У Лоры теперь был прекрасный экипаж с самыми шикарными принадлежностями: лакеи в ливреях, париках, одним словом все, льстившее ее самолюбию. Карлтон-отец, наконец, оставил этот мир, оставив все свое состояние своему сыну и никто в Венок-Сюде не был изящнее леди Лоры Карлтон.

Она величественно вошла в комнату. Сестры не жили в особенно тесной дружбе, так как Дженни сдержала свое слово: не ступить ногою в дом Карлтона. Лора ограничивалась редкими визитами. Лора села на ближайший стул и, бросив на стол великолепный кружевной зонтик, сказала: «Пожалуйста, Дженни, будь столь любезна, уступи мне Юдио».

Она проговорила эти слова даже предварительно не поздоровавшись с Дженни. Когда Лора была не в духе, она обращала очень мало внимания на приличия, как это делал при жизни ее отец, старый моряк.

Дженни с удивлением посмотрела на нее.

– Чтобы я тебе уступила Юдио, Лора? Я не понимаю, что ты этим хочешь сказать.

– Эта Стиффинг вывела меня сегодня утром из себя своей глупостью! Если бы только я могла найти другую горничную на ее место, я бы сегодня же отказала ее. Поверишь ли ты, Дженни? Нет, поверишь ли ты, что она отдала в покраску мой прекрасный шарф, тканый золотом!

– Она это сделала, вероятно, по ошибке.

– Но, Боже мой, кто кроме идиота, может так ошибиться? Я велела ей отнести в красильню мой коричневый шарф, а она уверяет, что я ей указала на другой, так что мне сегодня утром прислали мой шарф, превращенный в какую-то черную тряпку.

О, я хотела избить ее, эту противную! Я хочу, чтобы ты уступила мне Юдио, Дженни, она подойдет мне лучше всякой другой.

Дженни покачала головой, вероятно, удивившись бесцеремонности этого предложения.

– Я тебе не советую отпускать девушку, к которой ты привыкла, из-за недоразумения. Во всяком случае я не могу дать тебе Юдио; Я сегодня же еду с нею в Сифорд.

– В Сифорд! Только неделю тому назад ты мне сказала, что ты отклонила приглашение леди Окбурн?

– Это правда; но сегодня утром я получила от нее другое письмо, которое изменило мое решение. Я поеду сегодня.

– Ты удивительно непостоянна, Дженни. Значит, ты не хочешь отдать мне Юдио.

– Мне очень жаль отказывать тебе, но я право не могу обойтись без нее.

– Мне очень хочется поехать с тобою, – сказала она, досадуя на неуступчивость Дженни. – Я уверена, леди Окбурн будет мне очень рада.

– Я должна остаться там на месяц.

– Так что же?

– Быть может, мистер Карлтон неохотно расстанется с тобой на такое долгое время?

– А ты думаешь, я очень забочусь о том, что ему нравится, а что нет? – Спросила Лора еще высокомернее, чем всегда. – Но нет, действительно, я не могу ехать с тобою: я опоздаю на здешние скачки.

Венок-Сюд, увеличившись и обогатившись, учредил теперь ежегодные скачки, на которых больше всех веселилась леди Лора Карлтон. В дни скачек вся окрестная аристократия съезжалась в Венок-Сюд, а леди Лора принимала гостей. Там-то она была в желанной атмосфере.

Она встала, холодно простилась с сестрою, и, капризная как ветер, надутая села в свою карету.

Из ответа, данного Лорой можно было заключить, что медовый месяц перестал светить над очагом Карлтонов. Быть может дела обстояли бы лучше, если бы у Лоры были дети или, если бы Лора серьезнее умела бы смотреть на жизнь.

Как бы то ни было, а она со своим мужем жила далеко не в мирном согласии первого периода ее замужества.

Как бы Лора ни была спесива и угрюма, первой причиной этого был Карлтон. Эта история повторяется в жизни постоянно, хотя свет не знаком с ее подробностями. Лора любила Карлтона сильно и продолжала любить его так в продолжение трех или четырех лет; но в один прекрасный день она очнулась и очнулась вдруг, от внезапного толчка.

Мужчины вообще непостоянны, это общее правило, но редкий из них так мало стесняется и обуздывает себя, как это делал Карлтон. Его жизненные принципы всегда, как и теперь, не отличались особенной строгостью. Его любовь к жене была сильна и безумна, как ураган, но такого рода пылкость недолговечна. Скоро в городе стали ходить слухи о некоторых вольностях Карлтона; к несчастью слухи эти дошли до его жены. Она даже имела возможность убедиться в их истинности, что превратило любовь ее к мужу в чувство, похожее на ненависть.

С этого времени характер ее стал неровным. После бури первых дней ужасный удар, который она получила, утих, но если она в отношении своего мужа и демонстрировала относительное равнодушие и внешнюю вежливость, то по временам это спокойствие прерывалось припадками страстной злобы, невыносимыми для Карлтона, который однако, любя еще свою жену, решился переносить их.

В глазах света между ними не было еще никакого разлада; супруги относились друг другу с обычной вежливостью и привязанностью. Но Лора чувствовала себя несчастной, недостойным образом оскорбленной, обманутой. Итак, мы не должны удивляться ее ответу сестре: «Может ты думаешь, что я руководствуюсь тем, что ему нравится, а что нет?».

Дженни в сопровождении своей верной Юдио отправилась послеобеденным поездом по Гран-Венокской железной дороге. Когда они вошли в пассажирскую комнату, знакомый нам омнибус, связывавший два этих города, управляемый более вежливым, чем прежде, кучером, снабженный новыми рессорами и другими принадлежностями остановился на своем обычном месте и ожидал пассажиров следующего поезда. Если бы леди Дженни и Юдио повернули голову в ту сторону, они бы могли увидеть чрезвычайно толстую особу, нашу старую знакомую мистрис Пеперфли, которая, сделав все необходимое в Большом Веноке, Собиралась домой.

Мистрис Пеперфли угостила себя прекрасным обедом, орошенным большим количество пива, от которого у нее всегда тяжелела голова. Она сидела одна в углу омнибуса, моргая глазами и качая отуманенною головой, которую очень клонило ко сну, ее разбудил маленький шум.

Кто-то, прибывший с поездом, вошел в омнибус и сел около нее. Это была женщина с резкими чертами лица, почтенного вида, в трауре. С нею был маленький мальчик и незначительное количество багажа.

Мальчику, казалось, было не больше десяти лет. Его белое лицо, волосы льняного цвета придавали ему болезненный, слабый вид. Мистрис Пеперфли, известный знаток этого дела, сразу поняла – узнала, что он не совсем здоров. Но еще более нервный, подвижный, чем все слабые дети; он не переставал перебегать глазами от дверей к окну омнибуса, – каждый раз его внимание было привлечено чем-нибудь.

– Ах, мама, мама! Видишь ли ты там! – Закричало дитя, заметив двух солдат, шедших со станции.

– Тебе, кажется, очень хочется туда! Никогда не видала я такого ребенка! Красный мундир выводит его из себя.