Онлайн книга «Проданная королева»
|
Возможно, в жизни Илья Балкин был жестким, безжалостным дельцом. Возможно. Иначе не сколотил бы огромного состояния. Но с ней он был добрым, мягким и мудрым мужчиной. Он дарил ей тепло и понимание, не требуя ничего взамен. И она ожила, как оживает растоптанный цветок, поднялась, потянулась к жизни. Они были счастливы вместе, живя в своем мире, где было не важно, сколько кому лет и у кого сколько денег. Он создал для нее такой мир. Всех почему-то интересовало, был ли у них секс. Был, полный неспешной нежности. А ей и не нужна была страсть, ее было слишком много в неудачном первом замужестве, на всю жизнь шрамы остались. Но главным было совсем не это… — Мирочка… Его голос звучал в ушах, перекрывая глухой стук, с которым сыпались на гроб комья земли. Она сама бросила первую горсть. — Мирочка… Слезы текли, не останавливаясь. Мира отошла чуть в сторону, не желая смотреть, как все исчезнет под землей. Она уже простилась, но если не видеть последнего мига, он навсегда останется в безвременье незавершенным. — Мирослава, — услышала рядом с собой. Перед ней стояли Альбина и ее мать, София Степановна. — Я бы хотела пригласить вас к себе, — проговорила София Степановна. — Думаю, сейчас вам будет одиноко возвращаться в пустой дом… — Спасибо. Со мной все в порядке. Альбина, вы что-то хотели сказать? — Нам надо поговорить. Но, конечно, не здесь, — сделала та неопределенный жест рукой, указывая на кладбище. — Думаю, вы хотите говорить по поводу завещания? — Мира набрала в грудь воздуха. — Вы правы. Но речь не только об этом. — О чем здесь речь? — негромкий голос Вадима прозвучал неожиданно и слишком резко. Женщины обернулись. Как получилось, что он подошел незаметно? — Завтра в десять часов я бы хотела встретиться с вами у адвоката, — спокойно проговорила Мирослава, глядя ему в глаза. — Хорошо, — не ей одной послышался металлический скрежет в его голосе. Поворачиваясь к жене, коротко приказал сквозь зубы: — Альбина, жди меня в машине. Та как-то шумно выдохнула, но ушла незамедлительно. Вадим перевел жесткий взгляд на тещу: — Вас проводить, София Степановна? Однако смутить эту даму было непросто. — Нет, спасибо, Вадик, — женщина вскинула бровь. — Мы с Мирославой еще немного побеседуем, если ты не против. — Разумеется. Мужчина кивнул, сверкнув глазами на вдову, резко развернулся и ушел. София Степановна нахмурилась, глядя зятю вслед. Проговорила: — Мирослава, вы не обижайтесь на Вадика. Он так тяжело переживает смерть отца. Сами понимаете, мужчины, они же все в себе. Никаких слабостей, прячут эмоции, а потом вот… Много чего могла бы сказать Мирослава в ответ, однако предпочла промолчать. Ей было неприятно и тоскливо, и вовсе не хотелось дольше тут оставаться. Но только она хотела попрощаться и уйти, как женщина заговорила снова. — Давайте немного пройдемся, не возражаете, если я провожу вас до машины? — и, не дожидаясь ответа, доверительно взяла ее под локоть. Вырываться было глупо. София Степановна продолжала говорить, приноравливаясь к ее шагу: — Вы выглядите усталой. Знаете, я могла бы вам посоветовать хороший частный санаторий. Моя старинная подруга владеет клиникой пластической хирургии в Швейцарии, санаторий тоже принадлежит ей, там пациенты проходят реабилитацию. Ее речь напоминала Мирославе протекающий кран, когда капли монотонно капают, вдалбливаясь в мозг. Хотелось сказать, что она и сама в реабилитационной клинике работает, но от усталости и эмоционального выгорания не осталось сил лишний раз открывать рот. Та все расхваливала красоты и обслуживание, под конец сказала кое-что, зацепившееся в сознании: — Там очень уединенно и нет нежелательных посетителей. Если надумаете, я могу все устроить. А заодно и пластику. Ну, если вдруг захочется что-то в себе изменить… Вид у Софии Степановны был в тот момент доброжелательный и даже заговорщический. — Спасибо большое. Я подумаю, — ответила Мира. — Подумайте и соглашайтесь, — проговорила та на прощание. За разговором они незаметно добрались до стоянки. Дальше Мирослава шла одна, в задумчивости не обращая ни на что внимания. У машины остановилась, достать ключи. Пришла вдруг мысль, что реабилитация ей действительно не помешала бы. Может быть. Но это как-то потом. А пока ей хотелось немного побыть одной в их квартире. Поднялась, внутри было тихо, прошла в гостиную, снимая по дороге вуаль. Там, в их доме, пока еще оставалось очень много Ильи Владимировича, так будто он вовсе и не уходил. Села на диван, откинув голову на спинку, и закрыла глаза. Неожиданный звук открывающейся двери заставил ее нервно вздрогнуть. Почудилось? Нет, не почудилось. Потому что из коридора слышались тяжелые шаги, это было жутко и более чем странно. Увидев посетителя, она резко вскочила на ноги: — Вы?! Ответа не последовало. Вадим молча прошел в гостиную, остановился в центре. На нем был все тот же черный костюм, что и похоронах. Руки в карманах, на хмуром лице застыло жесткое выражение. — Что вы здесь делаете? Как вы вошли? — Через дверь. У меня есть ключи. Не забывай, что квартира принадлежала моему отцу. Мира была неприятно поражена его появлением, но куда неприятнее оказалась новость, что у него есть ключи от ее дома. Придется срочно съезжать. Она зажмурилась с досады, что даже эту малость, немного побыть одной в их доме, ей не оставили. Голос Вадима прозвучал резко: — О чем ты разговаривала с моей тещей? — Это вас не касается. — Ошибаешься, Мирочка, меня касается все! Он внезапно оказался рядом, челюсти сжаты так, что четко обозначились желваки. — Отойдите от меня. Мужчина словно не слышал, медленно вытащил руки из карманов, чуть склонил голову на бок, злые прищуренные глаза скользили по ее лицу, фигуре. — Ты подумала над тем, что я сказал? Правая рука мужчины медленно поднялась, пальцы задержались у ее подбородка, не касаясь. — Я жду. Он давил на нее, плотная, почти осязаемая волна силы, исходившая от него, заставляла подчиниться, признать его власть и принять. Но волевой стержень внутри позволял ей держаться ровно: — Завтра в десять встреча у адвоката. Я напишу отказ от наследства в вашу пользу, — Мирослава поморщилась, вспомнив еще об одном. — Да. И квартиру эту я освобожу. Он негромко рассмеялся, очень нехорошо рассмеялся, а потом вдруг изменился в лице. |