Книга Страж зверя, страница 90 – Мира Вольная

Так… О том, кем его заменить, подумаю позже.

Тьма расползлась по рукам. Я видел, как от этого напрягся Лист. Залез под плащ и вытащил мешочек со своими леденцами.

— Думал, ты отправился пить и по девкам, — пьяным он не выглядел. Особо довольным жизнью тоже.

— А я и отправился, — спокойно кивнул мальчишка, методично пережевывая конфету. — Не моя вина, что проститутки здесь любят поболтать.

— Князь, — подал голос с пола Камиль, — Белый врет. Не знаю, по какой причине, но врет. Я не трогал стражей.

— О, конечно нет, — ехидно улыбнулся Лист. — Сам не трогал, но вот ассасина для этого нанял и в крепость провел, все рассказал, все показал, да и кувшинчик с ядом наверняка ты принес.

— Это правда? — прорычал я, наклоняясь ближе к лорду. Вампира буквально перекосило. Тьма добралась до шеи, обволокла грудь.

Тихо отворилась дверь, пропуская Тивора и двоих дознавателей. Оборотень тут же поморщился. Камиль хранил молчание.

— Лучше сам признайся. Не заставляй меня пить твою кровь, тебе это не понравится.

— Что случилось? — тихо спросил Черный у Белого.

— Нашелся заказчик стражей.

Тивор подался к парню всем телом, заставив того отступить на шаг. Принюхивается? С чего вдруг?

— Смотрю, нашелся не только он.

Мальчишка спокойно кивнул, вызвав у стража, как мне показалось, обреченный вздох. Что между ними происходит?

Потом выясню.

Я перевел взгляд на лорда.

— Ну?

— Да, я! Я заказал! — взъярился Камиль.

— Замечательно. С этим разобрались, — подвинул стул и уселся на него верхом. Тьма густым дымом клубилась вокруг рук. Успокойся, дурак. Тивор, вон, из последних сил держится. — Сам ответишь или все-таки спросить?

Лорд сверкнул на меня глазами. Да хоть засверкайся, но если тьма сейчас прорвется, живым ты отсюда вряд ли уйдешь, и останки твои тоже едва ли кто-то найдет.

— Ты же такой умный, гений, Великий князь Малейский, неужели сам не догадываешься?

Тьма хлестнула в стену. Не удержал. Тивор с рыком потер грудь, у Белого вырвался тяжелый вздох, дознаватели изваяниями замерли на своих местах, боясь даже моргнуть, втянул голову в плечи и Камиль.

Вдох. Выдох. Вдох.

Я прикрыл глаза. Оторвать бы ему голову сейчас. Просто оторвать. Выпотрошить, как куренка, придушить.

— Умирать ты будешь долго, — тихо пообещал лорду. Бывшему лорду. Тьма висела вокруг плотным облаком.

Вдох. Выдох. Вдох.

Что-то тихо сказал Лист, кивая сначала на дверь, потом на Камиля, нахмурился в ответ Тивор, еще больше побледнели дознаватели. А сила сворачивалась в тугие кольца.

Удержу? Не удержу?

Должен удержать, упырь его знает, что будет, если я стану Зверем здесь.

Ненна ошибок не прощает.

Почти, я почти чувствую, как сила замирает внутри. Неохотно, медленно подчиняясь своему хозяину, и открываю глаза… чтобы увидеть издевательскую улыбку бывшего лорда, выталкиваемого за дверь Тивором.

Мудак.

Стихия сорвалась в тот же миг. Ударила плетью в окно, брызнув стеклянными осколками, превратила в труху стол, взрыла бороздами каменный пол.

Уничтожить. Стереть. Сломать.

Сила течет по венам, так много силы. Она пьянит, она манит, она зовет. И я откликаюсь на этот зов, против воли, но откликаюсь. Его трудно не услышать, еще труднее игнорировать, ведь он вторит моим желаниям, подкармливает и подпитывает мою ярость.

Уничтожить. Стереть. Сломать.

Я могу все. Моя власть безгранична, мои возможности бесконечны. Никто не остановит, никто не запретит, никто не помешает. Не смогут. Меня нельзя убить, меня невозможно задержать, меня не получится предотвратить. Я тьма. Я изначальное. Я перворожденное. Я есть суть и начало. Я есть суть и конец. Я тьма.

— Князь, — это даже не голос, не звук — дуновение ветра. Но бьет будто наотмашь, держит меня, держит мои руки, держит мою тьму…

— Князь, глаза откройте.

Я подчиняюсь. Сам не знаю почему, но подчиняюсь. Что-то есть в этом шепоте, что-то слышится в нем… Какая-то нота, какой-то оттенок, как отблеск, искра. И чтобы увидеть эту искру, поймать, рассмотреть как следует, нужно обязательно открыть глаза. И я открываю и тону в зелени, захлебываюсь.

— Джа’то, князь. Помните? Оно бескрайнее, оно спокойное. От легкого ветра по воде идет едва заметная рябь, — как хорош этот голос, как легок, как тих, — и колышутся ветви деревьев, и шелестят листья. А если лечь и взглянуть на небо — там мириады звезд, будто светлячки. Вода светится, она прозрачна и чиста, она словно живет и дышит. И пахнет… Так невероятно пахнет листвой, корой, землей, красотой. Так пахнет конец лета, князь: спокойствием, тишиной, примятой травой.

Я закрыл глаза.

— Стрекочут кузнечики, князь, и квакают лягушки, вы слышите?

Да, я слышал и чувствовал… Чувствовал, как кто-то едва касается моих ладоней, пальцев, сжимает запястья, кладет прохладные руки на голову.

Так хорошо. Спокойно.

— Это запахи и звуки последних летних суманов, князь. Вода, ветер и примятая трава.

— Гранат, — срывается с губ, с моих губ. — Тогда пахло гранатом, — шепчу в полузабытьи.

— Гранатом? — удивленное, озадаченное.

— Гранатовым соком. Он сладкий, терпкий, пряный. Ты не видишь? Не чувствуешь?

— Вижу, — отчего-то не очень уверенно. — Вижу.

— Хорошо, — выдыхаю я.

— Хорошо, — вторит ветер. — Приходите в себя, князь, — и громкий хлопок вырывает, выдергивает из блаженного состояния, отрезает запахи, обрывает видение.

Комната раскурочена: каменная, деревянная и стеклянная крошка тонким слоем покрывают то, что когда-то считалось полом. Не уцелело ни одно окно, стол превратился в груду досок, кресла — в кучу тряпок и все тех же досок, везде клочки бумаги.

— Н-да, — пробормотал себе под нос.

— А как я-то удивился, — раздается ехидное за спиной. Белый.

— Ты говорил, что не знаешь древних языков, — приходит вдруг непонятная мысль.

— Верно, — мальчишка делает осторожный шаг в сторону.

— А древневампирский?

— Всего лишь пару слов, — отмахнулся он. — Но мы ведь с вами это уже обсуждали. Полегчало?

— Как видишь. Много ты забрал?

— Я не забирал, — помотал Белый головой. — Не рискнул.

— Тогда как…

— Вы сами справились, — меланхолично пожал он плечами.

Сам-то сам, вот только что-то мне подсказывает, что если бы не страж, так относительно легко и просто все бы не закончилось, и лежал бы дом градоправителя сейчас в руинах, а с ним и две соседние улицы. Снова какие-то его фокусы?