Книга Заклинательница бурь, страница 26 – Мира Вольная

Я вышла в комнату, Александр стоял у окна.

— Почему ты так редко распускаешь волосы? — вопрос заставил удивленно уставиться на Повелителя.

— Когда они распущены, я — растрепанная, — нахмурилась, подходя к тумбочке в поисках одной из книг, что взяла вчера из библиотеки. Видела я там кое-что…

— Когда они распущены, ты — красавица, — раздалось в ответ чуть хриплое. Снова он за свое?

— Ты не умеешь делать комплименты, Александр, по крайней мере, мне.

— От тебя глаз невозможно отвести, — я развернулась с томом в руках, чтобы заметить лишь смазанное движение — белое, размытое пятно. Мальчик-обаяшка оказался совсем близко, улыбаясь, заглядывая в глаза.

— Не мытьем, так катаньем? — выгнула я бровь, обходя мужчину. — Ладно, твоя взяла. Мне кажется, что ветер, который пришел в этот раз, не Крашмит, другой… Он — новый.

— Новый? — улыбка сменилась озадаченным выражением глаз.

— Единственное, что могу сказать точно, я его раньше не встречала.

— Новые ветра не рождались вот уже лет пятьсот как…

Я села в кресло, открыла книгу, стараясь вспомнить, где видела описание.

— Спасибо, что просветил.

— Он из колыбели? — никак не отреагировал Алекс на мой тон.

— Возможно…

— Софи, что значит, возможно?

— Алекс, я не знаю. Дай мне время. Могу только сказать, что ветер этот мне не понравился, и он вернется. Обязательно.

— Почему Крашмит?

— Он был поблизости, первый откликнулся на зов. А что? Снова не хотел уходить?

— Да, — прозвучало как-то очень напряженно и слишком резко. Я внимательнее всмотрелась в сосредоточенное лицо, обратила внимание на плотно сжатые в кулаки руки, окаменевшие плечи и спину.

— Что-то не так? — очередное смазанное движение и он уже склоняется надо мной, заставив задрать голову и вжаться в спинку кресла. — Александр?

— Мне интересно, — сощурившись, начал Повелитель, капелька воды скатилась на висок, — говорят, ведьмы танцуют голыми под полной луной, а ты танцуешь, Софи? — он был настолько близко, что я чувствовала, как его дыхание ласкает щеку, видела складочки у плотно сжатых губ, чувствовала его запах… Мороз и горячий шоколад с каплей ликера.

Кожа покрылась мурашками, я затаила дыхание, а потом смысл фразы все-таки пробился в сознание.

— Ты совсем охренел? — только и смогла пробормотать я и тут же зажала рот ладонями, испуганно уставившись в смеющиеся глаза.

Он мне этого не забудет.

Несколько вдохов Алекс еще рассматривал пунцовое лицо, потом выпрямился и расхохотался, откинув голову назад.

— Софи, Софи, — покачал грун головой, отсмеявшись, — разве престало главной ведьме Севера произносить такие слова? Я думал, ты их не знаешь.

— Ты не выглядишь разочарованным, — оскалилась я, все еще продолжая злиться.

— Ни капли.

— Зачем ты это делаешь, Александр Гротери? — Повелитель снова склонился ко мне, что-то непонятное промелькнуло в ледяных глазах.

— Ты такая серьезная была, Софи. Строгая, с этим учебником напоминала мне гувернантку.

— Шут. Когда ты уже женишься?

— А когда ты ответишь мне согласием?

— Зима, не начинай, — скривилась, убирая книгу в сторону. — Лучше рубашку сними, — сменила я тему на более безопасную. — Мы так и не закончили с твоей спиной.

— Нечего там заканчивать. Все в порядке, — как обычно начал отнекиваться мужчина, тут же выпрямляясь и отступая от кресла.

— Алекс…

— Софи…

— Не заставляй меня заставлять тебя, — я поднялась, подошла к замершему на месте мужчине.

— Хотел бы я на это посмотреть, — уголки его губ приподнялись в ехидной улыбке, голос был до странного глубоким. Мне нравился его голос. Эти звуки… успокаивали, убаюкивали, как метель убаюкивает зимней ночью. Хотелось закрыть глаза и свернуться калачиком в кресле, укрыв колени пледом.

— Чего я там не видела, Алекс? — я подняла руки к вороту его рубашки. Расстегнула первую пуговицу, вторую, третью, чувствуя тепло тела, глубокое дыхание. Повелитель не шевелился, ничего не говорил, стоял, опустив руки, крепко зажмурившись, стиснув зубы.

— Болит?

— Нет, — прорычал Александр.

Врет ведь.

Восьмая, девятая, последняя. Я потянула за рукава, стянула черную ткань, грун дернулся.

— Садись на стул.

В кладовке привычно пахло мятой, чабрецом, полынью и еще сотней трав, пузырьки тускло поблескивали на полках пузатыми боками, сухие травы висели над головой, а небольшой черный котелок так и манил бросить пару травок, налить воды и на скорую руку сварить успокоительное. Что со мной сегодня не так?

Я взяла с полки две баночки, сменила перчатки и вернулась в комнату.

Александр уже сидел верхом на стуле, обняв спинку руками и опустив голову так, что волосы полностью скрыли от меня лицо.

Грун терпеть не мог показывать свою спину, еще больше не любил, когда к ней прикасались: ни одна любовница, ни одна фаворитка не видела то, что так часто открывалось моему взору, не дотрагивалась до тонких бледных полос от давно заживших ран. Меня и мои мази Александр просто терпел, как неизбежное зло.

Повелитель не стеснялся своих увечий, не считал их уродством, мужчина просто… не выносил жалости, не принимал ее ни в каком виде, реагировал, как на оскорбление. Мне его жалко не было, мне было больно. Каждый раз, когда я их видела, каждый раз, когда дотрагивалась, каждый гребанный раз.

Вот и сейчас…

Тонкие неровные надрезы шли параллельно вдоль спины, начинались у самой кромки волос и заканчивались под ремнем брюк, и, словно насмехаясь, блестела в каждом позвонке капля нрифта.

Я окунула пальцы в первую баночку и начала с верхних позвонков, Алекс с шумом втянул в себя воздух. Да что такое? Не должно ведь так болеть?

— Алекс?

— Мазь холодная, — прорычал он, не поднимая головы.

Я пожала плечами, продолжая втирать в хребет белый крем, чувствуя, как под пальцами перекатываются тугие мышцы, чувствуя его запах. Запах горячего шоколада и ликера.

Кружащий голову запах, странно опьяняющий. Интересно, какой будет на ощупь его кожа, если прикоснуться в ней рукой, положить ладонь и крепко-крепко прижать, а потом провести вниз и второй тоже? Она останется теплой или замерзнет под моими пальцами, а мурашки появятся? А что почувствует Алекс?

Я настолько задумалась, что нечаянно провела по ребрам Повелителя, грун дернулся, заерзал, я застыла.

— Только не говори…

— Софи… — предупреждающе начал он.