Книга Покойный просил цветов не приносить, страница 40 – Герд Нюквист

Она была вовсе не так безучастна, как я думал.

— Мы никогда не говорили с тобой о том, что произошло осенью, — сказал я. — Разве что обменялись двумя-тремя фразами. Однако мы никогда не обсуждали случившееся. Но я, мама, все это время ни о чем другом не думал.

— Я тоже почти все время думала об этом, Мартин. Но я ничем не могла помочь, вот и считала, что нет смысла во время твоих редких приездов в Бакке тревожить тебя разговорами об этой трагедии.

Я закурил сигарету и подумал, что был несправедлив к матери. Нет, в ней отсутствовал не интерес, а жажда сенсаций.

— Но завтра ты можешь мне помочь, мама.

— Дай мне сигарету, мой мальчик, и объясни, что надо сделать. Только не спеши и по порядку.

За окнами выл ветер, но большая голландская печь гудела от жара. Мы сидели в музыкальной гостиной, где все годы с тех пор, как я был мальчишкой, собирался семейный совет. Теперь гостиная была уже не такой уютной, как прежде, ее портила бетонная лестница запасного выхода. Но по старой привычке мы все-таки именно здесь обсуждали свои проблемы.

— Мне кажется, я знаю, почему убили Свена, — сказал я. — Мне кажется, я знаю также, кто его убил. Но я не вполне уверен. Я должен добыть доказательства.

Мать молчала.

— Добыть доказательства практически невозможно. Карл Юрген Халл сделал все что мог. Он прочесал всю трассу для гольфа в Богстаде, взял отпечатки обуви практически всех членов гольф-клуба. Все друзья и близкие Свена были подвергнуты тщательной проверке. Более того, вчера я узнал, что Карл Юрген проверил даже сведения двадцатилетней давности. Практически он знает о нас все — кроме того, кто же убил Свена. Что касается Эрика… — продолжал я.

— То он умер от сердечного приступа, — закончила мать.

Я уже собрался рассказать ей об Эрике, но передумал.

— Мама, может быть — слышишь, может быть, Эрик тоже умер насильственной смертью.

— Но как же вскрытие?.

— Кристиан объяснит тебе как-нибудь в другой раз. Я не хотел тебе говорить, Кристиан сказал это только нам с Карлом Юргеном. Но поскольку завтра мы соберемся здесь все вместе и правда о смерти Эрика может всплыть наружу, я хотел бы на всякий случай тебя подготовить.

— Все это будет невесело, Мартин.

— Нет, возможно, это будет чертов. ужасно.

Она помолчала.

— Расскажи, что я должна делать, — наконец произнесла она.

— Видишь ли, мама, — начал я, — я составил план.

— В чем он заключается?

— Я не могу рассказать тебе подробности, мама. Но ты должна сыграть роль.

— Что за роль?

— Заботливой матери.

— Кажется, я и в самом деле заботливая мать, сынок, — сказала она, вздохнув.

— Знаю, — ответил я. — Вот почему от тебя не потребуется больших усилий. Так вот, мама. Свет выключают в 11 часов, верно?

— Да, и я хочу, чтобы вы отправились спать до того, как его выключат. Я не хочу, чтобы в доме жгли свечи.

— Вот-вот! В этом и состоит вся твоя задача, мама. Тебе надо будет настоять на том, чтобы мы шли спать. Ты должна следить за часами — впрочем, ты делаешь это всегда, когда отключают свет. Но в этот раз ты должна быть особенно бдительной. Ровно без четверти одиннадцать ты должна произнести свою обычную тираду. Почти наверняка тебе станут возражать.

— Но я не стану обращать внимания.

— Вот именно, мама. Что бы мы ни говорили, пусть даже я или Кристиан, ты будешь настаивать, чтобы мы шли спать сию же минуту, но — это очень важно — чтобы я остался и погасил все лампы. Что бы ни говорилось, мама, даже если речь будет идти о жизни и смерти, даже если сам Закон, я имею в виду Карла Юргена, попросит тебя немного подождать, ты должна быть непреклонна. Все, кроме меня, должны разойтись не позднее чем в десять пятьдесят. Сможешь ты этого добиться, мама?

— Мне удавалось добиться этого прежде, Мартин, добьюсь и сейчас.

— Уверен в этом, только помни, кто бы и что бы ни говорил.

Ноябрьский день был серым и туманным. Мы с Кристианом ехали по дороге в Бакке. В машине с нами был Карл Юрген. Ночью подморозило, на дорогах был гололед.

Мы поддерживали незначащий разговор. О погоде, о 5-м «английском» классе, о третьем терапевтическом отделении уллеволской больницы и об управлении полиции. Потом поговорили о хозяйстве в Бакке. Просто удивительно, как умело мы обходили главное. Впрочем, главного нам не миновать — рано или поздно настанет вечер.

Возле Берумской электростанции мы нагнали маленькую машину Пребена. С ним была Лиза. Мы помахали им и помчались дальше. В ту минуту, когда мы въехали во двор, у ворот появилась машина Карен.

Странная штука — как ни в чем не бывало сидеть за обеденным столом с ближайшими родственниками и друзьями и знать, что среди них сидит убийца. Трудно сказать, в который раз я подумал об этом, но меня пронзила мысль, что, по сути, не так уж важно, кто именно этот убийца. Главное — Свена и Эрика больше нет.

То, что я сделаю в этот вечер, на всю жизнь оставит рану в моем сердце. А как сильно будет болеть эта рана, зависит от того, что вскроется этим вечером.

Что бы ни вскрылось, удар будет тяжелым. Но все равно, я сам выбрал этот путь — отступать некуда.

— Я немного вздремну после обеда, — сказала мать. Карен и Пребен пошли прогуляться, Лиза с книгой свернулась клубком в кресле. Кристиан устроился неподалеку от нее. Карл Юрген был не прочь осмотреть усадьбу, и я увел его с собой. Потом мы все вернулись в дом, чтобы выпить кофе.

После кофе моя мать, Карл Юрген, Карен и Лиза затеяли играть в карты. А Пребен подсел к роялю.

Сначала он сыграл одну из рапсодий Дохнаньи ¹¹, потом менуэт Генделя соль-минор.

Выбор пьес был слишком изыскан, как все и всегда у Пребена. И, как всегда, вызвал у меня раздражение. Поэтому я сам занял место у рояля, а Пребен возвратился туда, где сидел прежде. Я сыграл вальс из «Веселой вдовы» и «Где фьорды синеют», надеясь, что Пребен страдает от моего исполнения так же, как я от его.

Пробило десять. Я повернулся на табурете.

— Мне хотелось бы кое о чем поговорить со всеми вами, — заявил я. Голос прозвучал слишком громко и жестко.

Все уставились на меня.

— У нас игра в самом разгаре, — возразила моя мать.

— Извини, мама. Ничего не поделаешь.

Они отложили карты — отложили довольно неохотно. Я оглядел всех присутствовавших в гостиной. Четверо за карточным столом обернулись в мою сторону. Кристиан и Пребен расположились на диване. За спиной Карла Юргена, сидевшего за картами, висели старинные часы.