Книга Горизонты любви, страница 35 – Барбара Картленд

— Я люблю вас, Айна! — мягко повторил маркиз. — Теперь я знаю, что полюбил вас в тот первый вечер, когда наши взгляды через весь огромный стол нашли друг друга, но тогда я не поверил себе. И я любил вас, когда увидел, как вы танцуете под цветущими миндальными деревьями, и думал тогда, что ничто не может быть красивее и совершеннее. Вы были, словно сама весна! — Он глубоко вздохнул. — Именно вы пробудили мое сердце от зимней спячки. Но я был слишком глуп и слишком эгоистичен, Я боялся, что вы разрушите мою такую удобную, так хорошо налаженную жизнь, в которой не предвиделось никаких перемен, только непрерывная скука до самой смерти.

— Но это… то, чего вы… хотели.

— Нет, этого я не хотел даже тогда! — возразил маркиз почти враждебно. — Для этого я был рожден, с этим я рос, и это я имел. Только вы оказались способны разглядеть во мне много другого, что гораздо предпочтительнее.

Айна не отвечала, и через минуту он сказал совсем тихо:

— Прошу вас, простите меня.

В его голосе звучала мольба, перед которой ей было трудно устоять, и все же, не оборачиваясь и не глядя на него, она нашла в себе силы отрицательно покачать головой.

Она не видела выражения страха и отчаяния, которое появилось на лице маркиза. Он долго-долго молчал.

— Я хотел бы попросить вас сделать кое-что для меня.

Для вас это не составит большого труда, и если у вас осталось хоть немного сочувствия ко мне, вы выполните мою просьбу.

— Какую?

— Я вижу ваш альбом рядом с вами. Вы говорили мне, что случилось, когда однажды нарисовали меня. Нарисуйте меня снова.

Айна не двигалась, и, мгновение спустя, он попросил снова:

— Пожалуйста, Айна. Ведь я прошу не так уж много.

У нее возникло ощущение, что маркиз повелевает ей. Машинально Айна взяла альбом и карандаш.

Но, открыв альбом и взглянув на пустые страницы, она с ужасом подумала: а вдруг из-под ее руки появится нечто мерзкое и непристойное.

» Предположим, — мелькнула у нее дикая мысль, — я нарисую его в объятиях теги Люси? Или увижу его красивое лицо искаженным и грубым?«

Затем Айна почувствовала, как не раз бывало с ней прежде, что карандаш, который она держит в руке, двигается будто помимо ее воли. И она решила: она нарисует маркиза Чейла, раз он того хочет. Пусть останется доволен. Когда она начала рисунок, она услышала тихий голос маркиза:

Прости, чем грешен я,

И прошлое забудь,

Начнем же вместе, ты и я,

Навечно жизни путь.

Моя любовь, правдива и чиста,

День ото дня все глубже и сильней.

Пред светом отступает темнота,

Ведь я искал тебя так долго в ней.

Он читал очень медленно эти рожденные им строки, и девушка почти закончила рисунок к тому моменту, когда он остановился.

Глаза Айны были прикрыты, и она специально не смотрела на свой рисунок. Ее охватил внезапный страх, и, впервые за все время взглянув на маркиза, она прикрыла альбомный лист левой рукой и пробормотала:

— Не смотрите.

— Но почему же? — спросил он. — Я не боюсь, Айна.

Его интонация значила куда больше, чем слова, и теперь их взгляды встретились, и ей показалось, будто все остальное в мире исчезло.

Они сидели молча, глядя друг другу в глаза. Сколько это продолжалось — несколько секунд или несколько столетий?

Затем Ирвин повторил:

— Простите меня. Я написал множество стихотворений по пути сюда, и во всех я молил вас о милосердии. Но вот я здесь, и мне хочется снова и снова говорить вам лишь одно — я вас люблю!

Айна слушала его и чувствовала) как волна радости захлестывает ее и смывает всю боль, муки и отчаяние последних недель. Звуки его голоса проникали ей в душу, и она возрождалась из пепла подобно птице-фениксу.

Она вздрогнула, когда маркиз заговорил снова, но каким-то другим голосом:

— Позвольте мне увидеть ваш рисунок. Если я не сумел достучаться до вашего сердца, я готов, если вы того желаете, уйти.

Айна, не отвечая, смотрела вниз. Но она почувствовала, как он чуть придвинулся к ней. Он ждал, и она очень медленно сняла руку с рисунка.

Рисунок получился удивительно светлым. Она ожидала увидеть лицо маркиза. Но… Основную часть рисунка занимали горы, те же, которые она рисовала в прошлый раз.

Но паломника, сидевшего у дороги, у подножья горы, не было, и на секунду Айне показалось, что он вообще не попал на рисунок.

Но потом она разглядела его, правда, не там, где ожидала, а совсем близко от вершины. И, когда она внимательнее присмотрелась, она увидела, что он не один.

Кто-то шел рядом, и Айна знала, что это она сама.

Облегченный вздох, казалось, вырвался из самых глубин души маркиза, и девушка почувствовала, как его руки обняли ее, услышала его голос:

— Вы все поняли. Или нет, это ваша восхитительная, чарующая душа почувствовала все! Мы вместе, любовь моя, и мы поднимаемся в гору, а когда мы достигнем вершины, впереди нам откроется другая.

Ирвин замолчал и прижал девушку к себе. Потом отстранился и долго-долго смотрел на Айну.

— Я люблю вас всем сердцем и душой!

Он прижался к ее губам, и Айне показалось, словно Небеса раскрылись и он увлекает ее за собой, к самому солнцу.

Она не верила себе самой. Все произошло в какой-то миг. Только что ее переполняло мучительное отчаяние, которое терзало ее душу с тех пор, как она оставила Чейл. И вот она словно перенеслась в иной мир, в котором могла восторженно упиваться любовью, столь желанной, что этому было страшно поверить.

Она знала, всегда знала, что с их первым поцелуем соединятся две половины единого целого. И вот это чудо свершилось.

И в их любви, как в огненном пламени, сгорали все ее несчастья и все не праведное и злое вокруг нее. Любовь, только любовь, и ни о чем ином нельзя было больше думать… Только чувствовать…

Маркиз поднял голову и, взглянув на Айну, дрогнувшим голосом произнес:

— Я люблю вас, дорогая моя. Я люблю вас так, что нет ничего в целом мире, кроме моей любви. Если вы прогоните меня, я буду уничтожен.

— Я тоже люблю вас… но…

— Забудьте, — прервал ее маркиз. — Ничто в прошлом не может коснуться нас своей мрачной тенью. Только будущее имеет значение. Будущее, в которое вы, моя драгоценная любимая крошка, покажете мне путь. Будущее, которое будет отличаться от всего, что я когда-либо знал в прошлом.

Он улыбнулся:

— Мне так много нужно вам сказать, но сейчас я хочу только целовать вас.

Он крепче прижал девушку к себе.