Книга Водный мир, страница 5 – Людмила Райот

Я не хочу ничего скрывать, я почти физически устала от недомолвок и тайн. Но не могу заставить себя рассказать о том, что случилось: как Магарони, ловец Центра Разума вывел из строя систему подъемников, курсирующих между уровнями Высотного города, и мы с Никелем рухнули в бездонную пропасть. Или о том, что Борк, наш телохранитель и друг, остался среди врагов и с тех пор не дает о себе знать. А Никель поцеловал меня и… Почему он поцеловал меня? Картины и образы вчерашнего вечера пылают перед внутренним взором, не потеряв правдоподобности и ощущения реальности происходящего.

Я расскажу Тимериусу, но позже. Когда сама разберусь, что все это значит, и как это «все» изменит мою жизнь.

Но Тимериус и не жаждет потешить любопытство. Атлант понимает и, скорее всего, догадывается: пока он договаривался о «безбилетном» прыжке в Атлантис, на меня свалилась масса совершенно разных событий. Чудовищных, опасных, незабываемых в худшем смысле слова и, местами, приятных.

— Ладно. А если так? Лучше? — спрашивает он.

Давящая на горло рука разжимается. На смену ей приходит целый спектр неожиданных ощущений. Дуновение ветра, нежное прикосновение потока воздуха к спине, голове, лицу. Поглаживание, ласка, ободрение, вселяющее уверенность и смелость. Напряжение спадает до нуля, мое состояние на данный момент — тихое, безбрежное спокойствие. Лифт больше не пугает.

Я улыбаюсь.

— Да. Гораздо лучше.

В досье Тимериуса не указано одного очень важного факта: он замечательный. И тоже принадлежит к разряду иных. Как под маской обычного человека, студента, покинувшего Атлантис ради карьеры в Набиле, может скрываться такое сокровище?

Двери кабины закрываются, и мы начинаем движение к поверхности. Вблизи видно, что лифт скользит внутри прозрачной, заполненной воздухом трубы. Снаружи нее проложена вертикальная шахта-лестница из металла. К крепким перекладинам приделаны те самые огни, которые я видела из холла. Кажется, что это не мы мчимся вверх, а зеленые звезды проносятся вниз, неумолимо затягиваемые в недра океана. Из-за их света окружающие нас воды темны, трудно что-либо рассмотреть. Большой светящийся купол порта внизу напоминает летающую тарелку, прильнувшую к каменистому дну.

— Зачем на опорах нужна подсветка?

— Чтобы в них никто не врезался.

Я долго думаю над его словами.

— А кто может в них врезаться?

Атлант пожимает плечами.

— Много кто. Например, он, — парень показывает вдаль. В нескольких сотнях метрах от конструкции медленно проплывает нечто огромное, темное и пугающее.

— Охренеть!! Что это такое?! — визжу я. — Кит? Подводная лодка?

Тимериус звонко смеется, показывая белоснежные ровные зубы. Впервые с момента прибытия в Атлантис я вижу на его лице искреннюю радость.

— Что-то среднее между ними, — ему весело наблюдать мой шок. Конечно. Все странности этого мира для него — всего лишь обыденность, все удивительное и необыкновенное кажется привычным, само собой разумеющимся.

Чем выше мы поднимаемся, тем массивней становятся опоры, поддерживающие плавучую станцию-платформу прямо над «наземным» зданием порта. Ширина между перекрытиями увеличивается, а промежутки между полосами металла уменьшаются до тех пор, пока совсем не исчезают, закрывая обзор. Последние метров двадцать лифт едет в полной темноте, углубляясь в механическое нутро станции, и наконец останавливается в центре большой, открытой площадки.

Я выхожу из лифта, впервые ступая под небо Атлантиса, а сразу же хочу назад, на дно — под водой, право, было гораздо суше! Дождь льется с ночного небосвода, врезаясь в плечи и голову тугими теплыми струями, обрушивая на несчастную платформу полубезумную, оголтелую ярость. Ветер сбивает с ног, вокруг стоит грохот, почти ничего не видно — мы попадаем в кромешный ад, после которого тишина подводных хором кажется раем.

По периметру плавучей станции находится причал, разделенный на отдельные доки. Сейчас все отсеки закрыты: над некоторыми виднеются темные очертания кораблей с потушенными огнями, но большинство из них пустует.

Волны с остервенением бьются в откатные ворота, отделяющие доки от открытого моря, пенными шапками перемахивая сверху. Каждый третий вал несет силу «девятого». Тыдыщ! Дыдыщ! Бдыщ! — многотонные монстры обрушивают удары на не кажущуюся столь уж прочной конструкцию. Блямц! — звенит и вздрагивает станция, сдерживая натиск водной стихии.

Я вымокаю до нитки уже спустя несколько секунд — все это время я стою у лифта, открыв рот и упрямо отказываясь верить органам чувств.

Благодатная, милостивая Вселенная, куда я попала? Я еще не отошла от встречи с китом-субмариной! Не такой Атлантис являлся мне в грезах, привлекая древней самобытностью, маня влекущей недоступностью.

Тимериус протягивает руку и надевает капюшон мне на голову. Эта мера уже не имеет особого значения — меня можно свернуть жгутом и хорошенько выжать, напоив образовавшейся водой засушливые районы Африки. Он что-то говорит, но буря заглушает его слова; тогда он кричит, наклонившись прямо к уху. До меня все равно долетают только обрывки фраз:

— Не страшно…сильный ливень… скоро закончится…

Он все еще веселится. Вижу по задорному блеску глаз, периодически выхватываемому из темноты конвульсионными вспышками молний. Хочу прокричать в ответ: «Не страшно! Ни капельки! По сравнению с реалиями моего родного мира: кислотными дождями российской столицы, зловонными уголками спальных районов и ревом подземки этот шторм просто детский лепет!» — но не кричу. Боюсь сорвать голос и остаток экспедиции провести с простудой.

Ничего, однажды, когда мы попадем на Землю, я тоже буду смеяться над Тимериусом и успокаивать его, ободряюще похлопывая по плечу. Мысль об этом согревает и заставляет встрепенуться, хотя перспектива снова оказаться на родине кажется все менее и менее вероятной.

Выбраться бы живой с этой жидкостной планеты.

Мы выходим в поисках хоть какой-то крыши над головой и в конце концов прячемся под узким навесом недалеко от края платформы. Потоков особо меньше не становится — они просто меняют свою дислокацию, но отсутствие струй, заливающих лицо, не может не радовать. Вода хлещет с края козырька, отгораживая прозрачной завесой; до нас то и дело долетают холодные и колючие брызги волн.

Кажется, еще немного, и шторм оторвет платформу от железных свай, тянущихся ко дну, и сомнёт ее, как игрушку, в приливе бурной океанской нежности. Единственное, что удерживает меня от паники — это гранитное, непоколебимое спокойствие спутника.

— Почему здесь так не по-человечески? — кричу я ему. — Где навесы? Защита от волн?

— Атланты не бояться воды. Буря скоро выдохнется.

На пустой, точно вымершей, станции появляется еще один человек — закинув за спину рюкзаки, из лифта выходит Никель. И впервые за долгое время я радуюсь встрече с ним — если мы вдруг начнем идти ко дну, он что-нибудь да придумает. Уверена.