Книга Игра любви, страница 4 – Барбара Картленд

Молча Маркесс взял перо.

Его рука дрожала, когда он на мгновение задержал ее над бумагой.

Потом он поставил под ней свое имя и воскликнул:

— Черт вас побери! Будьте вы прокляты!

Чтоб вам провалиться в преисподнюю!

Растус Грун не подал виду, что слышал оскорбления. Лишь протянул руку и взял документ. Он изучал его так внимательно, будто проверял подлинность подписи.

Ростовщик не сомневался, что Маркесс стоит над ним, борясь с желанием ударить своего мучителя.

Наконец Маркесс направился к выходу.

Доусон открыл перед ним дверь.

Прежде чем выйти, Маркесс обернулся еще раз:

— Вы сам Дьявол! Вот вы кто — Дьявол!

Надеюсь, вы сгорите в адском пламени!

Он направился к входной двери, открыл ее и с треском захлопнул за собой.

Доусон закрыл дверь конторы и подошел к столу Растуса Груна.

— Могло быть хуже, — коротко заметил он.

— Сообщите Кумбу, что сланцевая шахта теперь наша, — сказал Растус Грун. — И напомните ему, чтобы он не забывал в первую очередь платить рабочим и следить за их жильем.

Доусон кивнул.

— Он славный человек, уверен, вы не пожалеете, что продали шахту ему.

— Продавая Кумбу, мы получаем небольшую прибыль, но я не доверю это дело другому человеку.

— И я бы не доверил, — согласился Доусон. — Другой мог бы успешно заниматься шахтой, но я не думаю, что он принял бы близко к сердцу интересы деревни и ее жителей.

— Я тоже думал об этом, — сказал Растус Грун. — Кто у нас следующий?

— Граф Инчестер.

— Да, конечно.

— Вот отчеты о нем, — сказал Доусон, кладя бумаги на стол. — Последний человек, которого мы наняли, работал просто изумительно! Он раскопал такие факты, которые, по-моему, было очень и очень нелегко узнать.

— Я просил его сообщать мне малейшие подробности, — проговорил Растус Грун так тихо, будто говорил сам с собой.

Доусон посмотрел на часы, которые стояли на каминной полке над незажженным камином.

В комнате было холодно, и мужчины не снимали пальто.

— Надеюсь-, граф не собирается опаздывать, — заметил ростовщик. — Я хотел бы поскорее уйти домой.

— У вас опять начались боли? — спросил Доусон участливо.

— Да, — неохотно признался Растус Грун.

— Может, деть вам капли?»

— Возможно, так будет лучше.

Доусон открыл ящик стола и достал пузырек с лекарством.

Очень осторожно он капнул три капли в стакан, добавил немного воды и подал хозяину.

Тот выпил и некоторое время сидел, откинувшись на спинку стула, ожидая, пока боль утихнет.

В этот момент во входную дверь постучали.

Доусон спрятал пузырек обратно в ящик.

— Впустить его светлость или заставить подождать?

— Впустите, — распорядился Растус Грун.

Граф Инчестер вошел в комнату.

После Маркесса стройная подтянутая фигура графа производила такое впечатление, как будто в контору лондонского ростовщика внезапно пожаловал инопланетянин.

— Добрый день! — обратился он к присутствовавшим в комнате, снимая шляпу.

Маркесс шляпы не снимал, желая продемонстрировать свое превосходство.

— Садитесь, милорд, — пригласил Растус Грун.

Граф сел, положив шляпу на стол позади себя.

— Я писал вам, — сказал он, глубоко вздохнув, — потому что оказался в затруднительном положении.

От человека, к которому обращался граф, не последовало никакого ответа. Ростовщик, похоже, снова погрузился в изучение бумаг, которые лежали перед ним.

В то же время его глаза за темными стеклами очков внимательно наблюдали за графом.

— Я пытался, — говорил Инчестер, — я испробовал все возможные пути, чтобы сдвинуться с мертвой точки. Но я потерпел поражение! Признаюсь, у меня ничего не вышло!

Растус Грун не отвечал и граф продолжал:.

— Дела шли все хуже и хуже, а прошлый год стал настоящим бедствием для всех фермеров.

Он остановился, чтобы перевести дыхание, и заговорил снова:

— Сначала не везло с погодой, и урожай собрали гораздо меньший, чем надеялись. Но даже то, что удалось вырастить, мы не сумели продать. Спрос оказался гораздо меньше, чем ожидалось.

В его голосе звучала неподдельная горечь.

— Я понимаю, что дешевые продукты ввозятся В страну из-за границы. Во время войны наших фермеров призывали вкладывать в хозяйство деньги, время и энергию. Тогда в этом была нужда, а теперь никого не интересует, что те, кто вернулись с войны, не имеют работы.

— Мне это известно, — сказал Растус Грун. — Однако меня интересуете лично вы, милорд, а не все фермеры.

— Что ж, я могу только честно сказать, что потратил каждый пенни, одолженный вами, пытаясь привести в порядок мое хозяйство, а не на развлечения. Если вам угодно, вы можете просмотреть счета.

Граф снова тяжело вздохнул:

— Я молюсь, чтобы был приличный окот в этом году. Но мои овцы питались не так хорошо, как следовало бы. Да и коровы без полноценной пищи не дадут много молока.

Он проговорил все это с отчаянием и взглянул на безмолвно сидевшего перед ним человека.

Потом, безнадежно махнув рукой, Инчестер тяжело откинулся на спинку стула.

Последовало долгое молчание. Наконец Растус Грун заговорил своим низким голосом.

— Я уверен, милорд, что вы говорите правду.

— Но откуда вам это известно? — удивился граф.

— У меня свои методы узнавать многие вещи, — отвечал ростовщик. — Мне известно, что вы сами работали долго и упорно, не жалуясь, и этим вызвали уважение своих людей.

— Верность, — произнес граф, — как нас научили на войне, не может наполнить пустой желудок.

Растус Грун кивнул, но промолчал, так что графу пришлось напомнить:

— В ответе на мое письмо вы говорили, что у вас есть предложение ко мне.

— Это правда, — кивнул Растус Грун. — И я хочу, чтобы вы отнеслись к нему внимательно.

— Вам известно, что я готов на все — на все, что могло бы помочь моим людям.

— То, что я намерен предложить, — сказал Растус Грун, . — позволит вам восстановить дом, привести в порядок ваши владения, повысить урожаи и дополнить поголовье овец и другого скота.

Граф выпрямился и внимательно досмотрел на человека, который сидел напротив.