Книга Плохие девочки не плачут. Книга 3, страница 100 – Валерия Ангелос

Снова.

Сначала ребенок, потом запрет на карьеру.

Нет, достаточно потерь. Хватит, настрадались.

— Ты мне должен, — сообщаю безапелляционно. — За секс.

Фон Вейганд прекрасно контролирует себя, не закашлялся, не подавился кофе. Спокойно отставляет чашку и ограничивается коротким:

— Вот как?

— Да, будь добр расплатиться по счетам, — набираюсь хамства и строго продолжаю. — Сам знаешь, в мире ничего не случается бесплатно. Спасибо за помощь с Вознесенским, но я свой долг закрыла. Тем более, ты особо не потратился, отделался беседой по телефону.

Признаю, безопаснее явиться на порог к доктору Лектеру с зеленым горошком и бутылкой превосходного Кьянти, нежели выторговывать спонсорство у фон Вейганда. Однако страх потерян напрочь.

— Ладно бы просто интим, а тут пришлось извращаться. Учить этикеты, зубрить фальшивую историю о баронессе, болтать с твоей милой женушкой, психованным дедулей и сбрендившими врагами.

Наглость вырывается на передовую и пускается вскачь.

— Молчу про спецэффекты. Такое, знаешь ли, не всякая приличная девушка выдержит. Плети, кнуты, наручники, кандалы, музей занятных агрегатов, — демонстративно загибаю пальцы. — Я заслуживаю возмещения морального ущерба. И, вообще, гони компенсацию за девственность. Я, что же, зря ее хранила? Прошу запротоколировать, целых три девственности. Где еще подобное сокровище отыщется? Красивая, умная, очаровательная — само совершенство. А харизма? Харизма прямо прет, сшибает все на своем, хм, на моем пути!

Пожалуй, сия речь тянула на Пулитцеровскую премию за унылую подачу идиотического материала. Напряженный труд и бессонные ночи не прошли даром, крепко отразились на подкорке и экстерном привели к делирию.

Короче, я говорила так, будто хранила в морозилке запасную печень.

«Нет, по печени бить не станет, — насмешливо протянул внутренний голос и добродушно порекомендовал: — Лучше прибереги запасную задницу».

— Женщинам нравятся подарки. Женщинам надо много покупать, — дописываю строки в смертном приговоре, горестно вздыхаю. — Ты меня абсолютно не ценишь. Я идеальная любовница. Ничего не требую — ни шмоток, ни побрякушек.

Кто-нибудь заткните этот бессвязный поток сознания.

— Всего-то желаю бизнес замутить. Процентами не обижу, честное слово.

Эпичная тупость.

— Пару десятков штук зелени зажимаешь. Постыдился бы.

Боже, я до сих пор говорю.

— Дай денег, ну, — звучит финальный аккорд.

Фон Вейганд стоически выдерживает бездарный спектакль, допивает остывший кофе и не проявляет признаков раздражения. Терпеливо ждет, пока оратор стухнет, после достает из ящика пухлую папку, поднимается, подходит ближе и вручает мне документы.

— Что это? — невольно вздрагиваю, вжимаюсь в кресло.

— Посмотри, — вальяжно опирается о стол, внимательно отслеживает реакцию.

Осторожно открываю папку, переворачиваю страницы. Медленно впадаю в прострацию. Цифры водят шаловливый хоровод, названия колонок толкают на мысль об изощренном издевательстве.

Слишком невероятно, чтобы оказаться правдой.

Не верю.

— Не может быть, — срывается с губ на автомате.

— Может, — уверенно подтверждает фон Вейганд.

— Шутишь, — пролистываю дальше, нервно сглатываю, явственно ощущаю, как ледяные змейки скользят вдоль позвоночника.

— Вряд ли, — заявляет спокойно, воздерживается от иронии.

— Стоимость поддельной биографии, одежды, косметики, Анны… зарплата Андрея, тренера-китайца, охраны… счета в ресторане, аренда дома в Лапландии… Интернет, звонки домой…

Учтено все, от детализации счета по кредитным картам до чаевых. Траты расписаны по дням, по месяцам, с подведением общего итога. Зафиксирована каждая статья расходов. Скупым бухгалтерским языком изложено подробное содержание моей жизни.

Формула любви, патентованная Валленбергом. Очень мило.

— Поиски Стаса? — пораженно шепчу я, захлопывая папку. — Стаса?!

Во рту пересыхает, холод пробирает до костей.

— Даже затрудняюсь определить, что бесит сильнее — оценка романтической сказки или сумма, истраченная на охоту за моим сволочным женихом, — швыряю документы на пол. — Серьезно? И его включил в расходы?

Возмущению нет предела.

— Ты мелочный! — восклицаю в сердцах. — Ты жадный!

Фон Вейганд пожимает плечами.

— Я всегда считаю деньги, иначе, откуда бы я их брал, — улыбается, обходит кресло и останавливается сзади.

— Это свинство, — собираюсь вскочить на ноги, но горячие ладони ложатся на плечи, ограничивают свободу, буквально вбивают в спинку кресла.

— Хочешь увидеть прайс самой дорогой проститутки? — спрашивает обманчиво мягким тоном. — Элитной шлюхи?

— Отпусти, — отчаянно пытаюсь вырваться.

Жестокие пальцы лишь крепче вонзаются в мою плоть, принуждают взвыть от боли и униженно молить:

— Пожалуйста, пусти.

— Я распечатаю расценки, — сладко обещает фон Вейганд. — Уже освоила счет? Будет уникальная возможность произвести собственные вычисления и сравнить — что, почем, кто у кого в должниках.

— Я не проститутка, — тщетно пробую избавиться от железного плена.

— Серьезно? — картинно изумляется. — Ты вроде требовала деньги за секс.

— Так принято в цивилизованном мире, — бормочу возмущенно. — Жены отнимают у мужей зарплату, любовницы обдирают любовников до нитки.

— Чудесно, — он неожиданно отстраняется, вновь обходит кресло, замирает напротив. — Элитные шлюхи обходятся дешевле и обслуживают на порядок лучше.

— Только техобслуживанием интересуешься? — готовлюсь бунтовать.

— Не в твоем случае, — улыбается, вознося к небесам, и мигом обращает в прах, прибавляя саркастическое замечание: — Ты же все равно ничего не умеешь.

— Намекаешь? — хмурюсь.

— Констатирую факт, — нарывается на скандал без зазрения совести.

— Ну, научусь я делать глубокий минет! — вспыхиваю, словно спичка.

— Не научишься, — отрицательно качает головой.

— Проверим? — решительно встаю и хватаю его за массивную пряжку ремня.

Схватить ниже не смею.

— Угрожаешь? — фон Вейганд вопросительно изгибает бровь.

— Боишься чужой инициативы? — презрительно фыркаю. — Мы сегодня без девайсов, не напрягайся.

Он смеется, потом касается моих запястий, отводит руки в разные стороны и притягивает меня ближе, впечатывает в свое тело. Осторожно дует на чуть взъерошенную челку, нежно целует в лоб.