Книга Плохие девочки не плачут. Книга 3, страница 245 – Валерия Ангелос

— Ты вроде хотела найти общие интересы, — заявляет невинно.

— Но я не разрешала снова копаться в моей голове, — бросаю сердито. — Хотя разрешение тебе не требуется. Пришел, увидел, заграбастал.

Он хмурится, морщит лоб, будто пытается вспомнить нечто важное. Выдерживает долгую паузу и наконец торжественно выдает:

— Тентакли.

Господи, убей меня сразу.

Грубо. Нежно. Как угодно. Не тяни, не томи. Не продлевай агонию.

— Правильно? — ухмыляется шире. — Не ошибся в произношении?

— Это относится к японскому изобразительному искусству, а не к той пошлятине, о которой ты подумал, — выдаю на одном дыхании. — Не суди о человеке по запросам в поисковике. И по сохраненным изображениям. И по видео. И по гифкам. Всего лишь пара извращений в скрытых папках. Вообще, было тоскливо и муторно. Без тебя. А единственное доступное развлечение — неведомая еб*ная х*йня.

— Если хочешь разнообразить наши отношения, просто скажи, — сладко сообщает шеф-монтажник. — Я открыт для экспериментов.

— Даже не сомневаюсь, — из горла вырывается истерический смешок. — При всём уважении к твоим неоспоримым талантам, ни один человек не сумеет сразу и во все… кхм, и везде.

— Человек — нет, — его ухмылка становится угрожающей.

— Пора испугаться? — невольно вжимаюсь в спинку стула.

Фон Вейганд не совершает ни единого движения. Молчит и выжидает. Ощущение, будто языки пламени подбираются ближе, лижут стальные прутья моей клетки.

Пульс замерзает, а сердце пропускает удар.

Мгновение — и меня хватают за плечи, вынуждают подняться рывком, толкают в сторону стола. Заставляют распластаться на деревянной поверхности.

Больно ударяюсь животом, всхлипываю. Слабо дергаюсь и замираю.

Нет никакого смысла вырываться.

— Хватит, — бросаю чуть слышно, повторяю, словно молитву: — Я выиграла.

— Отлично, — ловко расстегивает мои джинсы, резко стягивает до лодыжек. — Но я могу получить главный приз без всяких побед.

— Это нечестно, — бормочу с придыханием. — Ты обещал.

— Бизнес? Забирай, — прижимается плотнее, шлепает чуть пониже поясницы, вынуждая взвизгнуть. — Только сперва твоя задница расплатится сполна.

— За что? — выдаю пораженно.

Горячие губы касаются шеи, прокладывают цепь скользящих поцелуев к виску. Пальцы сильнее сминают бедра, сжимают, оставляя красные отметины.

— За мое возбуждение, — хрипло произносит он.

— Нет, не смей, — заявляю поспешно, пробую подняться.

Крупная ладонь ложится между лопаток, легко возвращает мятежную рабыню на место, буквально впечатывает в стол.

— Ничто на свете не помешает мне осуществить желаемое, — елейно произносит фон Вейганд.

— Так нельзя, — замечаю сбивчиво. — Несправедливо. Стоит только обрести уверенность, тут же обламываешь, сбиваешь с ног. А я не виновата, просто хочу дотянуться до звезды. До тебя, блин. Ох*ительного и недосягаемого. Ну, извини, если попутно распаляю страсть. Не планировала, специально нарядилась в отстойные шмотки.

— Ладно, — неожиданно соглашается.

— Спасибо, — благодарю с облегчением.

— Накажу за другое, — прибавляет насмешливо. — Поводов хватает.

Безжалостно срывает нижнее белье, рвет на клочки.

— Стой, — не успеваю выдумать ничего умнее банального: — Пожалуйста, прекрати.

Новый шлепок вынуждает закричать, обжигает нежную кожу точно кипяток. Дрожь охватывает тело, оплетает невидимой сетью, заставляя содрогаться и трепетать.

— Люди услышат, — запинаюсь. — Это неприлично.

— А ты не вопи, — по-хозяйски поглаживает спину, забирается под кофту. — Расслабься, настройся на удовольствие.

Звучит пугающе.

Рефлекторно вздрагиваю, опять стараюсь освободиться. Однако тщетно. Не существует ни единого шанса выбраться из пылающей ловушки.

— Отпусти, — требую настойчиво. — Отпусти немедленно.

Кусаю губы до крови, чтобы не заорать.

— Видишь, так гораздо лучше, — хвалит фон Вейганд, медленно проводит ладонью по воспаленной коже. — Послушная девочка.

— Гад, — парирую не слишком вежливо, отключаю инстинкт самосохранения. — Гребаный ублюдок. Пусти сейчас же.

— Придется заново учить тебя хорошим манерам, — сетует с притворным сожалением, продолжает неспешно ласкать. — Догадываешься, почему?

— Хватит, — отчаянно рвусь на волю. — Отвали.

Очередной удар обдает огнем.

— Это за ругательства, — склоняется надо мной, трется щетиной о щеку. — Держи язык за зубами.

Грубость сменяется нежностью. Горячие сухие пальцы умело разминают истерзанную плоть, изгоняют боль из застывшего в напряжении тела.

— Если только не сосешь, — уточняет вкрадчиво. — Тогда можешь открыть рот шире, заглотить член до упора и облизать яйца.

Шлепок за шлепком обрушиваются на обнаженный зад, вынуждая взвыть, приглушенно заскулить, зажмуриться. Слезы срываются с ресниц, соленые ручейки струятся по лицу.

У него тяжелая рука.

А я просто чокнутая.

Возбуждаюсь от издевательского отношения. Завожусь сильнее с каждым новым ударом. Мелкая дрожь охватывает бедра, низ живота сводит тягучая сладостная судорога. Кровь ритмично пульсирует во взмокших висках. Болезненная вибрация сотрясает изнутри.

Еще немного и кончу. Надсадный стон вырывается из груди, невольно выгибаюсь. То ли ускользаю от наказания, то ли наоборот нарываюсь.

— Это за вызывающее поведение, — бьет, вынуждая закричать и подпрыгнуть на месте, отрезвляет, враз лишая наслаждения. — Не стоит злоупотреблять моим терпением.

Больше никакой ласки, только пытка.

Реальность вспыхивает красным. Ожидания сгорают дотла, оседают пеплом у дрожащих ног. Удар за ударом практически вбивают в стол, вколачивают в деревянную поверхность, принуждая давиться утробными воплями.

Раскаленный свинец растекается под кожей, выкручивает суставы, натягивает мышцы, будто канаты.

А я молчу.

Тренирую волю.

— Правильно, терпи, — фон Вейганд слегка прикусывает мочку уха, заставляет покрываться ледяной испариной. — Не хочу ни с кем делиться твоими криками.

Даже с затхлым подземельем?

— Не так я представляла встречу после долгой разлуки, — бормочу сквозь зубы. — Хоть мы оба любим пожестче, всему есть предел.

Ладонь опускается на мой зад с новой силой.

Опять и опять.

Тихонько скулю.