Книга Плохие девочки не плачут. Книга 3, страница 303 – Валерия Ангелос

— Прогнись, — говорит фон Вейганд. — Раздвинь ягодицы.

Утыкаюсь лбом в постель.

Странно, что кровать не дымится. Моя температура давно превысила все допустимые градусы.

— Возьми меня, — говорю я.

— Больше чувства.

— Трахни, — в голосе прорезается непривычная хрипотца. — Трахни меня. Жестко. Глубоко. Всади до упора.

— Ты умеешь лгать гораздо лучше.

— Я не лгу.

Он подходит ближе.

Ковер не заглушает его тяжелую поступь.

Вот черт.

— Придется заняться твоим обучением, — заявляет с показным сожалением.

Приближается вплотную.

Каждый его шаг отбивается внутри.

— Трахни, пожалуйста.

— Умоляй так, чтобы я поверил.

Щелкает пряжка ремня.

— Прошу, — сжимаю зубы до скрипа и разжимаю. — Возьми меня туда.

— Куда?

— В задницу.

Удар жалит кожу.

Кричу, отдергиваю руки.

— Ладони на место, — повелевает фон Вейганд.

— Но… — пытаюсь запротестовать.

— На место.

Выполняю приказ.

— Раздвинь ягодицы. Шире. Еще шире.

Он бьет меня опять. Резко. Жестоко.

Ремень полосует зад. И пальцы. Обжигает. Опаляет. Выжигает клеймо.

Давлюсь воплем. Захлебываюсь. Тону.

— Можешь кричать, — бросает с насмешкой. — Этого я не запрещал.

Благодарю.

Кусаю простынь, захлебываюсь слезами. Сдерживаюсь изо всех сил. Однако не ору, не даю ни единому звуку сорваться с уст.

Ремень гуляет от поясницы до лона. То выше, то ниже. Поднимается и опускается. Вольно, размашисто. Вспарывает кожу.

— Руки! — рычит фон Вейганд, лишь стоит мне поменять положение. — Ладони обратно. На ягодицы. Быстро.

Он способен забить меня.

До смерти.

Обычным ремнем.

— Пожалуйста, хватит, — сдаюсь. — Прекрати.

Удар за ударом.

Не могу не кричать.

Задыхаюсь.

— Вы*би, — бормочу практически беззвучно. — Вы*би меня.

— Громче.

— Вы*би! — восклицаю надрывно, глухо прибавляю: — В задницу.

Экзекуция прекращается.

— Как именно мне тебя выеб*ть? — интересуется ленивым тоном.

Окровавленный ремень обвивается вокруг моего горла.

— Как… как хочешь, — шепчу сдавленно. — Как тебе нравится.

— Покрути задом.

Послушно двигаюсь.

— Активнее.

Его огромный член упирается между ягодиц.

Вскрикиваю.

— Прошу, не надо.

— Крути.

Обращаюсь в статую.

Отказываюсь повиноваться.

Ремень затягивается.

— Нет, — вдруг начинаю вырываться. — Нет, пожалуйста, нет.

— Давай, доставь мне удовольствие.

Замираю.

С ужасом осознаю, что в напрасных попытках освободиться, только теснее прижимаюсь к мучителю, сама же трусь о его раскаленную плоть.

Фон Вейганд дергает ремень, заставляя откинуть голову назад, выгнуть позвоночник до предела.

— Я оттрахаю твою задницу, — шепчет на ухо. — Без смазки.

— Прошу, не…

— А потом ты будешь вылизывать мой член. Вычищать губами и языком. Я покажу тебе все, что мне по-настоящему нравится.

— Н-не надо.

— Ты войдешь во вкус.

Я хочу возразить. Я пытаюсь.

Но уши закладывает.

Чей это крик? Чья это боль?

Не знаю. Не понимаю.

Я протестую. Отказываюсь. Я не верю, что это действительно происходит. Что это реальность. Такая реальность.

Фон Вейганд овладевает мною. Постепенно. По миллиметру. Проникает внутрь, пробирается глубже. Растягивает. Медленно. Неумолимо.

Вопль забивается в горле.

— Чувствуешь? — ремень плотнее обвивается вокруг моего горла, почти перекрывает кислород. — Расслабься.

Нет.

Нет, нет.

Это невозможно.

Физически невозможно.

Только не так.

Без смазки.

Он слишком большой.

Огромный. Гигантский.

Он не поместится.

Не войдет.

— Идеально, — заключает фон Вейганд. — Туго. Тесно. Горячо.

Его бедра ударяются о мои.

И кто-то надрывно кричит.

— Тише, — он зажимает мой рот ладонью. — Сдержи свой пыл.

Тело сводит спазм.

Дергаюсь.

Хриплю.

— Тихо, — он сильнее затягивает ремень.

Слезы из глаз. Искры из глаз.

Слепну.

Мечтаю отключиться.

Окончательно.

Только не суждено.

Везение утрачено.

Навечно.

— Я буду трахать твою задницу каждый день. Привыкай. Буду вгонять по самые яйца и разрабатывать.

Вырываюсь.

Тщетно.

Цепляюсь пальцами за ремень.

— Ладони на место, — холодный приказ.

Крепче обхватываю толстую полоску кожи. Пробираюсь под низ. Оттягиваю, ослабляю давление.

Этот ошейник еще можно сбросить. Сорвать.

Но как быть с тем ошейником, который сдавливает тисками изнутри?

— Валяй, — хмыкает фон Вейганд. — Как пожелаешь.

Не подчиняюсь ему.

Бунтую.

Это мой единственный способ выразить протест. Держать свои ладони на собственном горле. Не на заднице.

— Так даже интереснее, — ухмыляющиеся губы прижимаются к виску. — От твоего сопротивления твердеет член.

— Ублюдок!

— Да, — охотно соглашается. — Наконец, ты это поняла.

Отпускает, отбрасывает ремень, позволяет вдохнуть. Слегка отстраняется, тянет за волосы, заставляя повернуть голову. Разглядывает мое лицо.

В комнате светло.

Тогда откуда чернота?

Заполняет. Затапливает. До краев.

Жадно глотаю воздух.