Книга Плохие девочки не плачут. Книга 3, страница 366 – Валерия Ангелос

— Да, — следует простой ответ.

— Т-ты… — осекаюсь, медлю и все же выпаливаю на одном дыхании: — Тебе не кажется, что сейчас не лучший момент?

— Ты можешь выбрать любую дату, — произносит невозмутимо.

Фон Вейганд разворачивается и покидает комнату прежде, чем я успеваю открыть рот и произнести осмысленную фразу. Оставляет наедине с панической атакой. Погружает в лихорадочную дрожь.

Никогда. Боже мой. Никогда.

Такая дата тебя устроит?

***

Он приходит на следующий день, приносит огромный телевизор, настраивает. Экран гигантский. Конечно, не такой, как в кинозале особняка, однако все равно очень даже впечатляющий.

Я напрягаюсь.

Обращаюсь в комок оголенных нервов.

Я ожидаю чего угодно, кроме того, что следует дальше.

До боли знакомая заставка. Яркие кадры, сочные сцены. Мелодия, которая находит отклик моментально. Пробирает до слез. До мурашек под кожей.

— Это что? — спрашиваю тихо. — Это правда?

Фон Вейганд подает мне пульт. Довольно крупный. Сенсорный.

— Если надоест, переключи.

Вместо обычных кнопок тут названия сериалов, номера сезонов и серий. Из стандарта только регулятор громкости. «Супернатуралы», «Баффи», «Зена», «Ангел», «Отбросы».

Тут собрана абсолютно вся мировая классика. Сразу не перечислить.

— Заказывай все, что захочешь, — говорит фон Вейганд. — Я добавлю в программу.

— Но… — осекаюсь.

Из телевизора доносится надрывный вопль:

— Харитон!

Я вздрагиваю.

— Харитон, но я же люблю тебя.

— Нет, Анна-Мария, нет, ты не любишь меня.

— Харитон, я люблю. Я люблю только тебя.

— Ты спала с моим единоутробным братом Харламом. Ты родила двойняшек от Макара и тройняшек от Петрова. Ты вертела шашни с Герасимом, с моим заклятым врагом.

— Харитон, ты мой рассол после похмелья, ты калинка-малинка, которая останется на века в сердце моем, ты для меня дороже балалайки, нашего фамильного медведя и отцовского дробовика.

«Жутко сопливые страсти по дону Родриго».

Шоу продолжается. Всегда. При любом раскладе.

Так вот какой он. Сезон, снятый для стран СНГ. Особенный колорит. Неповторимая адаптация. И название отличается.

«Красная жара товарища Герасима».

Ох, пошла вода в хату.

Новая заставка. Новый саундтрек. Перезапуск сериала идет полным ходом.

Тон вступлению задает партия гармошки. После подключаются ритмы народной эстрады и мужик с баритоном точь-в-точь как у моего многократно отсидевшего дяди Коли душевно затягивает:

«Итс май лайф

Энд итс нау о нэвэр

Ай энт гона лив форэвэр

Ай джаст вонт ту лив вайл айм элайв»

Что в нормальной версии звучит примерно так:

It's my life (Это моя жизнь)

It's now or never (Сейчас или никогда)

I ain't gonna live forever (Я не собираюсь жить вечно)

I just want to live while I'm alive (Я просто хочу жить, пока жив)

Без жуткого акцента.

Без чудовищного произношения.

Совсем не так весело.

Скучно и пресно.

Неинтересно.

Я начинаю смеяться.

Дико. Истерически.

Искренне.

Хохочу до слез.

Без видимой причины.

Просто такая песня. И такое исполнение. Плюс сам сериал. Череда уморительных кадров на экране. Гремучая смесь взрывоопасных элементов.

Господи.

Я и не думала, что смогу засмеяться. В обозримом будущем. Через сотню лет. Вообще. Хоть когда-нибудь.

А теперь я сгибаюсь пополам.

Заливаюсь хохотом.

И лед тает.

Глубоко.

Внутри.

Отсмеявшись, перевожу затуманенный взгляд на фон Вейганда.

— Хочешь, чтобы я ушел? — интересуется он.

— Прости? — вытираю слезы.

— Я могу уйти, — предлагает ровно. — Скажи.

Он позволяет сделать выбор.

Учитывает мое мнение.

Спрашивает, чего хочу.

Просто праздник какой-то.

Еще и «Жутко сопливые страсти» царят на экране.

Ой, то есть «Красная жара товарища Герасима».

Может, этот сезон не будет таким уж провалом.

— Харитон, я выполняла задание партии.

— Но партии давно нет.

— Партия вечна.

— Анна-Мария.

— Харитон.

— Анна-Мария.

— Меня обливали студеной водой из нашего колодца, а потом били электрическим током. Старые убеждения трудно побороть. Я вырезала целый отряд американцев крышкой из-под банки с тушенкой. Но сначала мне пришлось переспать с каждым из этих солдат. Не спрашивай почему. Таково задание куратора. Теперь у меня металлическая пластина в черепе и любовь к тебе, как сибирская язва.

— Выходи на сцену, танцуй балет.

— С радостью. Но где твоя балалайка?

Беру свои слова обратно.

Это п*здец.

А фон Вейганд берет кресло, приставляет ближе к моей кровати, усаживается и с невозмутимым видом взирает на кровавый ад.

Ладно. Посмотрим, сколько он продержится.

Надеюсь, товарищ Герасим не подведет.

— Хочешь попкорн? — раздается вкрадчивый вопрос.

— Тут его не делают, — выдыхаю с легким разочарованием. — Это же больница.

Фон Вейганд ничего не говорит. Просто выразительно выгибает брови. Становится предельно ясно, что по его распоряжению и шаурму скрутят, и шоколадный фонтан организуют.

Отлично. В роли жертвы маньяка есть свои плюсы. Я даже начинаю расслабляться и получать удовольствие.

Нам доставляют попкорн. И колу. И салат оливье. Чипсы. Крабовые палочки. Пельмени. Пирожки с марципанами.

Мои вкусы довольно необычны.

Стресс всегда толкает на вредную пищу.

Я заношу руку над очередной вкусняшкой и замечаю кольцо на безымянном пальце. Как будто в первый раз вижу. Ладонь точно судорогой сводит. Отдергиваю руку. Аппетит резко пропадает, тошнота подкатывает к горлу.

Я не буду об этом думать.