Книга Плохие девочки не плачут. Книга 3, страница 55 – Валерия Ангелос

Теперь мои родители оказались за тысячи километров отсюда. За тысячи километров страха и лжи, угроз и унижений. За тысячи километров боли.

А ледяные просторы Севера очищают, выворачивают наизнанку, обнажают самую суть, испытывают на прочность. Сбрасывают липкие оковы, пропускают через необратимый катарсис.

И лишь один человек рядом, жестокий и страшный, хищный зверь, жаждущий крови, циничный и непреклонный манипулятор. Он не просто заменил целый мир, он стал моим миром. Вселенной сладостной и опасной, губительной и манящей, режущей по живому, проникающей под кожу.

С ним — трудно, невыносимо тяжело, нестерпимо.

Без него — невозможно.

Невозможно дышать, жить невозможно.

Моя кожа пылает для этих властных пальцев, мои губы трепещут под ненасытным ртом в тщетной надежде утолить жажду. Растворяюсь в собственнических прикосновениях, отдаюсь без остатка, не признаю разумных компромиссов. Не думаю о недавнем открытии, отгораживаюсь от навязчивого шепота внутреннего голоса.

— Глупая, — фон Вейганд прерывает поцелуй.

— П-почему? — приглушенно всхлипываю.

Он не спешит прояснять ситуацию, вроде бы и собирается сказать что-то, но молчит. Поднимает меня, подхватывает бережно и осторожно, словно боится навредить случайной резкостью. Относит обратно в уютное тепло дома, садится на диван, подавляет вялое сопротивление и удерживает у себя на коленях, не выпускает из стальных объятий.

— Пожалуйста, — запинаюсь, начинаю кашлять. — Прошу, не надо лгать,

Слезы не высыхают, тонкие ручейки струятся по раскрасневшемуся лицу, обдают кислотой незатянувшиеся раны.

— Думаешь, я обманываю? Нечестна с тобой?

Треск горящих поленьев в камине будоражит слух, отблески полярного сияния озаряют полумрак комнаты причудливой игрой света и тени.

— Как я могу быть нечестной? У меня не осталось никаких прав, у меня, вообще, ничего не осталось. Ни семьи, ни друзей, ни капли поддержки. Ты забрал мою душу, подчинил волю, все наполнил собою.

Чувствую, как напрягается сильное тело фон Вейганда, не решаюсь повернуться и встретить прожигающий взгляд черных глаз.

— Не говори, что считаешь бредом эти слова, — перехватываю его ладонь, поворачиваю внутренней стороной вверх, впиваюсь взглядом в побелевшие линии шрама. — Есть другое, не менее значимое, доказательство.

Прижимаюсь губами к порочной печати, клейму страсти безудержной и неутолимой.

Мой бог и мой дьявол, проклятие и благословение, судьба, которую не миновать.

— Алекс, — выдыхаю несмело, боюсь нарушить иллюзию равновесия.

И…

Умею испортить романтический момент.

Более того, нахожу особую прелесть в том, чтобы портить романтические моменты.

Никогда не отличалась особой сдержанностью, а порой и вовсе страдаю спонтанными речевыми выбросами.

Ладно, чего греха таить, изливаюсь при каждом удобном случае.

В общем, паршиво укрепленную крышу в мгновение ока отправило к чертям собачьим. На подкорке конкретно замкнуло, мозг автоматом получил дозу запрещенного слабительного.

… и понеслось.

Я вспоминала молодость:

— Все пришли на встречу выпускников при полном параде и трезвыми, только Ярик явился вдрызг пьяный, голый по пояс и в дамском лифчике. Конечно, лифчик по определению исключительно «дамский». Впрочем, кто ж его заразу разберет в столь смутный час популярности секс-меньшинств.

Делала провокационные предложения:

— Давай посмотрим «Жутко сопливые страсти по дону Родриго»? Представь — только ты, я и двести пятьдесят серий юбилейного сезона. Рассыплем лепестки роз по периметру, зажжем свечи, насладимся шедевром мирового кинематографа в интимной обстановке.

Хвасталась победами на любовном фронте:

— Со мной хотела переспать Ксения. Ну, проститутка, ты когда-то мутил с ней. Красивая, между прочим. Слушай, может я зря отказалась?

Вносила ясность в события давно минувших дней:

— Помнишь отравление в Бангкоке? Ничего криминального, всего лишь неосторожно принятая глистогонная таблетка.

Освещала тонкости подпольного бизнеса:

— Знаешь, эти иностранцы такие тупые, даже по-русски не соображают. Почетный десяток разменяют, а все туда же — ведутся на кокетливый взмах ресниц, улыбку и примитивные комплименты. А еще на всякую возвышенную хрень, типа «нет, я совсем не хочу выйти за тебя замуж и оттяпать половину имущества». Или «да, тащусь от антиквариата, тьфу, парней постарше». И «счастье не в деньгах, а в их количестве, хм, то есть счастье в гражданстве, эм, вернее, счастье в тебе, мой милый».

И обеляла репутацию, не отходя от кассы:

— Соглашусь, не слишком кошерно разводить людей на бабло, но попадаются реальные ублюдки. Таких развести — получить плюс сто очков к очищению кармы.

Переживала о здоровье:

— Черт, до сих пор не знаю — есть у меня глисты или нет. Ты что думаешь? Надо нам обоим провериться, это ведь похуже венерического будет. Говорят, в глаза заползают.

Короче, я добровольно открывала секреты, которые фон Вейганд по наивности не догадался выбить кнутом, которые очень вряд ли жаждал узнать, и которые, вообще, нафиг никому не нужны. Вальсировала от одной темы к другой, не заботясь о логической последовательности, удовлетворяла давнишнюю потребность высказаться. Болтала, не умолкая, физически не могла заткнуться.

Этому мужчине достаточно подышать на меня, и я кончу. Тогда какого лешего треплюсь о Ярике и глистах, будто не существует пунктов поэротичнее? Несу полнейшую чушь и не собираюсь сбавлять обороты.

— Хочешь сюрприз?

Последние проблески разума гаснут.

— Ты скоро станешь…

Здесь мне приспичило высморкаться, причем непременно в одежду фон Вейганда, и поскольку его куртка выглядела чересчур жесткой, я копнула глубже: расстегнула молнию, добралась до мягкого свитера и осуществила свое грязное дело без лишних церемоний.

Либо избавление от соплей благотворно отразилось на мыслительном процессе.

Либо мой ангел-хранитель оперативно искривил соответствующие извилины и дал душевного пинка.

Факт остается фактом: крамольное «станешь папочкой» обрывается на самом интересном месте.

А я прихожу в себя, осознаю масштабы поражения и сожалею, что не прикусила язык раньше.

До рассказов о подноготной стороне частного бизнеса или хотя бы после упоминания о Ксении. До того, как экспромтом выдала сотню отягчающих обстоятельств.

— Стану — кем? — вкрадчиво уточняет фон Вейганд и милостиво добавляет: — Продолжай, не стесняйся, очень интересно.