Книга Поскольку я живу, страница 80 – Марина Светлая

- Не говори, пожалуйста, загадками.

- Ладно, - Штофель откинулся на спинку стула. Дал себе несколько секунд на передышку и занырнул: - Я не могу быть в этом уверен на сто процентов, потому что не проверял. Но у меня есть все основания полагать, что ты – дочь Дмитрия Ивановича Мирошниченко.

Сказал, и замер на месте, готовясь в любой момент подскочить к ней и внимательно наблюдая за ее реакцией.

Полина вздрогнула и, не моргая, уставилась на Штофеля. Привычный ей мир переворачивался в очередной раз – в который уж за короткое время. Был ли хоть кто-то рядом с ней, кто был бы не в курсе чудовищной правды так же, как и она сама?

- Это потрясающе! – судорожно выдохнула она. – Все всё знали, да? Все знали – и все молчали! Тайное общество молчунов! И какая причина была у тебя? Тоже обо мне заботился? Вечный рыцарь!

- То есть, сказали! – удовлетворенно констатировал Стас.

- Это всё, за чем приехал? Можешь уезжать обратно!

- Я приехал, как только узнал, чтобы ты не натворила глупостей!

- Да вся моя жизнь – одна большая глупость! – выкрикнула Полина. – С самого рождения, оказывается!

- Перестань! Это, во-первых, не было моей тайной. Во-вторых, я очень долгое время сам не был уверен. Согласись, абсурд – воображать, как моя любимая женщина спала с собственным братом. А в-третьих, у меня и сейчас нет доказательств. Поэтому, если ты меня выслушаешь, то поймешь.

- А я вот спала, представляешь! – зло огрызнулась она.

- Ты не знала. И, как я понимаю, он тоже не знал. Ничьей вины нет, кроме твоей, уж прости, маман, которая это проморгала!

- Куда нам до благородства твоего семейства!

Штофель негромко выругался, вскочил с кресла и подошел к кулеру. Набрал воды в стакан и подал Полине.

- Пей и считай до десяти. Потом я попытаюсь тебе объяснить.

- Объясняй! – она сделала глоток и подняла глаза.

- Хорошо, - он снова сел и хрустнул пальцами. – Пять лет назад я не был ни в чем уверен, кроме того, что у Мирошниченко и твоей матери случился роман. И по времени – как раз незадолго до твоего рождения. Вернее, тогда, сразу, я даже этого еще не подсчитал, сделал это позже. Мы уже расстались, я искал информацию об отце Ивана с… прямо скажем, с не самыми благородными целями. Когда выяснилось это дерьмо, мне пришлось отступить, хотя что-то заставило меня насторожиться. Видишь ли, даже в самом страшном сне я себе представить не мог, что сын Дмитрия Мирошниченко – твой брат. Но когда ваши отношения резко прекратились вскоре после того, как я объяснился с твоей матерью… Поля, я бы ни за что не поверил, что он ушел сам и просто так. Я ничего не знал о вас, но я видел его однажды в Затоке, когда прилетел из Штатов. Я думал, он меня грохнет, - Штофель открыто улыбнулся. Сейчас говорить было невероятно трудно. И он был бы счастлив, если бы ему вообще не пришлось никогда этого говорить. Но ждущий По?лин взгляд заставил продолжать: - А потом ты осталась одна. Почти сразу, понимаешь? Я не верю в такие совпадения.

- Не понимаю, - заговорила Полина медленно и очень тихо, голос ее дрожал от подступавших слез. – Не понимаю и не хочу понимать! Ничего не хочу! Вообще ничего! Не хочу!

- Тише, тише, - Стас встал и подошел к ней. – Давай еще воды, а? Или кофе? Я сварю.

- Да не хочу я ничего!

Он присел и взял ее ладонь. Крепко и надежно. Как всегда. Голос его тоже все еще оставался таким же. Несокрушимым. Необоримым.

- Я знаю, драгоценный мой министр культуры. Помнишь, ты мне тогда позвонила поздно ночью. Я, идиот, решил, что вот он, шанс, которого я дождался. А по факту – просто воспользовался ситуацией, когда ты была не в норме. Не очень честно, но правда. Мы никогда не заговаривали с тобой о твоем прошлом, но я достаточно был осведомлен. Мозаика постепенно складывалась. Дата твоего рождения и примерное время отношений твоих родителей. Поведение твоей матери в ту нашу встречу. Вы с Мирошниченко внешне похожи… Когда-нибудь присмотрись. Глаза – один в один. Так что, я не особенно мучился угрызениями совести, что дал совершить тебе глупость и выйти за меня замуж. Я хотел тебя защитить, мне казалось, что у меня получится. И только понять никак не мог, сказали тебе или нет. Если сказали, то как ты живешь?

- Я узнала совсем недавно, - вздохнула она.

- Ну, собственно, о твоем неведении мне стало известно на вечере у Соколова. Помнишь, как Людмила Мирошниченко на тебя напала? Она – точно знала. А ты – нет.

- Я сама нарвалась.

- Может быть… я не мог сказать тебе, Полин. Я боялся, что ты не переживешь, если узнаешь. За что я был благодарен Ивану, так за то, что он со мной оказался солидарен в этом вопросе. Что бы ты сейчас обо мне ни думала.

- Я ничего не думаю. Я не могу больше думать, - Полина тряхнула головой. – Не хочу!

- Тогда собирайся и поехали со мной в Штаты. Благо, виза еще живая.

На некоторое время Полина зависла, глядя не него. Слишком… слишком много всего. Горячего, бурного, бьющего наотмашь. В то время как она даже последние свои гавани потеряла.

Только и осталось, что этот чужой, в сущности, мужик, продолжающий испытывать чувство необъяснимой ответственности по отношению к ней. Когда он брал на себя обязательства, то выполнял их до самого конца. Вот и она теперь – обязательство.

Но ведь с чужими есть шанс забыться, верно?

- И что я там буду делать? – облизнув губы, медленно спросила Полина.

- Не думать. Там с этим попроще будет.

- Я – дура, да?

- Ты – мой любимый заблудившийся ребенок, Поля. Всегда им была.

- Но я не с тобой, - уточнила она.

Стас негромко рассмеялся и закатил глаза. Потом легко похлопал ее по ладони и мягко сообщил:

- Не такое уж ты сокровище. Я Лёньке обещал тебя привезти. С ним – согласна?

- Да какое я сокровище, - отмахнулась она и хохотнула: - Стекляшка… Я точно тебе не помешаю?

- Если ты не возьмешь с собой Павлинову, то не помешаешь.

- У Лёльки любовь. Ей не до меня.

- Тогда собирай вещи. Я беру тебе билет, и мы улетаем утром. Мне, правда, в Одессу придется возвращаться в июле, но квартира будет в твоем распоряжении, сколько захочешь.

- А у меня в августе концерт. Перед ним – репетиции...

- С Иваном?

Полина кивнула. Стас снова молчал. Ладони ее не выпускал. О чем думал, по лицу его видно не было. А потом поднял ее кисть и легко поцеловал пальцы.

- Позволь себе передышку, Поль. Просто один раз позволь себе передышку, а то снесет предохранители.

И она сделала так, как велел Стас.

Он всегда знал, как правильно.

Это и привлекало, и отталкивало одновременно. Но сейчас Полина и впрямь нуждалась в передышке и в том, чтобы за нее кто-то думал и решал. Не потому что боялась за свои предохранители, а потому что их уже не было в помине. Выбило. Нечего стало хранить. Даже воспоминания насквозь фальшивые.