Книга Эверест, страница 7 – Дарья Свирская

Виталик медленно подошел ко мне. Опустился на колени, и, обняв за талию, устроил голову на моих ногах.

- Прости, - хрипло прошептал он. – Я виноват. Прости меня!

Но я сидела истуканом, не в силах ни двигаться, ни разговаривать. А когда он вышел за водой, чтобы привести меня в чувство, кое-как выбралась из комнаты, словила такси и уехала в первую попавшуюся гостиницу. Я не хотела, чтобы он меня искал, чтобы что-то объяснял, убеждал.

Тогда я в первый раз не хотела жить.

На следующий день, переговорив по телефону с куратором, я уехала, выпросив разрешение закрыть все «хвосты» позже, надеясь, что к тому времени соберу себя в кучу, а Виталик уже выпустится из института, и мы больше не пересечемся.

Но мы пересеклись, еще как! В Москве, после сдачи всех задолженностей, я шла в квартиру ДусяВани, которую они к тому времени снимали, и где я теперь останавливалась.

Я знала, что Ваня в пух и прах разругался с Виталиком, и, по слухам, даже набил ему морду, но подробностей Дуся мне и не сообщала, поскольку и сама перестала с ним контактировать. Предполагая, что, скорее всего, весь сыр-бор из-за нашего разрыва, поднимать эту тему не хотела.

Я шла по бульвару, рассматривая окружающий мир, и не заметила, откуда мне навстречу вынырнула эта парочка, - мой Виталик и та девица из общаги.

Глаза в глаза. Радость. Сумасшедший вихрь счастья от встречи, от того, что вижу его, уносится прочь, когда я опускаю взгляд ниже, на их сцепленные руки. А, подняв глаза вверх, натыкаюсь на пронзительно виноватый взгляд побитой собаки, который прошибает меня до основания. Потому что нельзя так смотреть. И сыграть нельзя, столько там всего понамешано! Одним только взглядом он как будто исповедывался мне во всех грехах, каялся и молил отпущения. Но мы уже разминулись, продолжая идти каждый своей дорогой.

Вечером я рассказала об этом за столом ДусяВане, озвучив свой главный вопрос:

- Одного понять не могу - его взгляда…

На что Иван, чертыхнувшись, вышел из кухни, а Дуся задала встречный вопрос:

- А колечко ты у той девушки на пальце не заметила?

- Нет. Какое колечко? – Спросила тогда, уже догадываясь, но еще на что-то надеясь.

- Это жена его, Лер. Ирина.

И тогда мне не захотелось жить во второй раз.

Потому что все мои надежды рухнули. На то, что он тогда сказал правду, и она для него ничего не значила. На то, что она была ошибкой. На то, что между нами еще что-то возможно…

Мои воспоминания прерывает осторожное Дусино покашливание. Она уже разрезала торт и деликатно интересуется, как там Лёня.

О, эти двое взаимно и бесповоротно невзлюбили друг друга, наверное, на подсознательном уровне, и, если б Леонид мог, он вычеркнул бы меня из ее жизни, а ее из моей. Но то, как переплелись эти самые жизни ко времени нашего с ним знакомства, не давало мужу ни единого шанса.

Ни разу он не был со мной у Дуси в гостях, разрешая при этом брать с собой детей. И никогда не приглашал их с Иваном к нам.

Как-то незаметно Ваня с Варей исчезли из-за стола, дав нам возможность «посплетничать». И мы действительно сплетничаем обо всех, кого знаем: Дуся рассказывает мне о наших однокурсниках, а я – о наших земляках.

Когда я, переполненная воспоминаниями, спрашиваю у нее о Виталике, она делится со мной всем, что ей известно: периодически встречает его на разных мероприятиях, он построил свой бизнес и, похоже, успешен. Все еще женат на Ирине, трое детей, в скандалах не замечен.

– Понятно. Значит, все сложилось…

Дусю ни капли не удивляет мой вопрос, она знает, что все давным-давно перегорело. Зато удивление, да еще и какое, выражаю я, когда ее пальчики с идеальным маникюром тянутся к бутылке и доверху наполняют наши стопочки.

Я вскидываю бровь: это так нехарактерно для нее, что сбивает меня с толку, а она, не моргнув глазом, поднимает рюмку и тостует одним единственным словом:

- Выпьем!

Я внутренне подбираюсь, но не спорю, и, когда мы опрокидываем в себя обжигающую горечь, подруга начинает:

- Ветровская! – По девичьей фамилии она обращается ко мне в исключительных случаях, и, похоже, сейчас один из таких. – Помнишь, я говорила тебе, что видела Лёню в Москве?

- Конечно, Дусь!

Это было лет восемь или десять назад. Леонид тогда был в командировке, но совершенно в другом городе, и я, ни на мгновение не усомнившись в подруге, доказывала ей, что она ошиблась, приняв за моего мужа другого мужчину. Тем более она видела его из окна проезжающего автомобиля, что еще более убеждало меня в том, что она обозналась.

- Так вот, Ветровская, - говорит она, снова разливая нам «горькую», но уже по половинке. - Не знаю, показалось ли тогда. Ты так убедила меня в невозможности этого, что я перестала верить собственным глазам. Только, знаешь, ведь я видела его снова.

- В смысле? - Уточняю, не до конца понимая серьезного настроя Дуси.

- В смысле: я видела в Москве твоего Леонида. – С расстановкой повторяет она.

- Когда? – Уточняю, думая в том, что у моего мужа в столице, очевидно, завелся двойник.

- Третьего сентября сего года, - уверенно говорит Беляева, а я лихорадочно соображаю, что в этот день как раз вернулась из Москвы после устройства детей по общагам и сразу из аэропорта поехала к маме, переночевав у нее, о чем заранее договорилась с Лёней. Поэтому точно знать, во сколько он вернулся, и ночевал ли, не могу. И сомнения как стая потревоженных летучих мышей устремляются в мою голову, пытая ультразвуком.

- Не может быть, - вырывается у меня, на что Дуся, выпив, даже не закусывает, роется в новеньком айфоне и протягивает его мне.

А там фотография, на которой есть дата и время съемки. И мужчина, очень похожий на моего мужа.

Хотя, кого я хочу обмануть? Это и есть мой муж.

Но не такой. Вернее, не такой, каким я его знаю.

Мужчина на фото более дерзкий, что ли. Вызывающий. Сексуальный. От него невозможно отвести глаз, как от идеальной глянцевой картинки, с которой на меня смотрит уверенный в собственной неотразимости красавец, прекрасно знающий, какое впечатление производит на представительниц слабого пола.

- Может! - Припечатывает Дуся, прерывая мои размышления.

- А где это? – Уточняю я, пытаясь определить по одежде и обстановке место съемки, но снова теряюсь, потому что одет этот Лёня вовсе не так, как дома, и тех вещей, что на нем (мне ли не знать!) точно нет в его гардеробе.

- На премьере «Осени», в столичном кинотеатре.

Узнав об этом, я окончательно убеждаюсь, что дело дрянь, и у меня нет слуховых или визуальных галлюцинаций. Потому что одна из странностей моего мужа – необъяснимая тяга к театру и кино такой силы, что на ту или иную премьеру он мог ехать за тридевять земель.