Онлайн книга «Рассказы ночной стражи»
|
– Он говорит, – чиновник старается изо всех сил, – что самурай в маске лисы сражается как человек высокого роста, с длинными ногами и руками. Внешне он вовсе не таков, нельзя понять, откуда у него эти ухватки. Но, как ни странно, ему это удается! Если бы варвар не знал, что некий hidalgo… э-э… некий самурай пропал без вести и наверняка умер, он решил бы… Зря я отвлекся. Пропустил важное. Ворон с лисой сошлись вплотную, клинки скрещены в самом невозможном сочетании. Я вглядываюсь – и не могу понять, что означает эта изысканная композиция. Что-то подобное было во время поединка Омуры с Хосокавой. Но там скрестились два клинка, а здесь их четыре. Знать бы, как ворон высвободился? Рукоятью кинжала он бьет лису в морду. Время выбрано неудачно, способ тоже не слишком удачен – лиса успевает отшатнуться. Но кончик одного из прутьев корзинки цепляется за край маски. Рывок оставляет Мигеру без актерской личины. С дикой скоростью ворон отлетает назад. Впору поверить, что перед ним взорвали праздничную ракету с серой и древесным углем. То, что не могло сделать оружие, сделала лицевая плоть каонай. Ворон испуган, ворон в ужасе. – El es un leproso [72]! – вопит он. Я не знаю, что делать. Вспороть себе живот? Мигеру опускает оружие вниз. Стоит, как стоял в начале поединка. То, что заменяет ему лицо, бесстыдно обнажено в присутствии толпы самураев, первого министра, сёгуна. – Слышите? – кричит Мигеру. – Этот человек говорит, что я прокаженный! Гогот самураев служит ему ответом. Смеются все, даже сёгун. – Он боится подхватить от меня эту заразу! Гогот превращается в бурю. Многие хватаются за животы. – Сказать ему, как получают такую болезнь? – Да! – откликаются самураи. – Сказать! – Только пусть выедет из Фукугахамы! – Здесь он не заразится! – Это прекрасно! – сёгун вытирает слезы платком. – Это чудесно! Такое унижение варвара… Рэйден-сан, вы меня не разочаровали! – Рэйден-сан умен не по годам, – соглашается министр Фудзивара. – У моего господина острое зрение. Среди множества людей мой господин всегда примечает того, кто достоин возвышения. Сёгун недобро щурится: – Это так, мой дорогой Фудзивара. Я примечаю, а вы обходите этих людей почестями и должностями. Сколько раз я уже говорил вам об этом? Первый министр смущен. Он кланяется и умолкает. Меж тем Рикарду-доно уже оправился от потрясения. Он не понимает, что кричат ему самураи, но смех ясно говорит варвару: ты ошибся, это не проказа. «Что же это?!» – читается во всей позе варвара. Мигеру что-то говорит Рикарду-доно. Оборачивается к помосту: – Я объяснил ему: это маска. Маска под маской, и снова маска. Никто не увидит больше моего настоящего лица. – Га-а! Никто! – Никто и никогда! – Га-а-а! Никогда! – Даже если сорвет с меня одну маску за другой! И знаете, что он ответил? – Что?! – вскипает толпа. – Что же? – спрашивает сёгун. Я вижу чудо: безликий – кумир самураев. – Что это обет безумца! Наиглупейший из всех обетов! – Ха! Дурной варвар! – Пустая башка! – Ему неведомо, как теряют лица! – Дарэмо Домо! – Эй, Никто Никак! Просвети болвана! Зрители насмехаются. О, насмешка понятна Рикарду-доно без перевода! Чем платят за презрение? Сталь из Тореду приходит в движение, ворон отправляется в полет. Краткий миг лязга и скрежета. И вот клинки скрещены вновь, но это длится недолго. Лязг возвращается, усиливается, четыре полосы стали брызжут искрами. Три полосы. Меч Рикарду-доно выныривает из скрежещущего водоворота, летит в толпу. Кто-то ловит меч, торжествуя, поднимает над головой. Но никто не смотрит на удачливого самурая, не восхищается его ловкостью. Все взгляды прикованы к месту схватки. Варвар лежит на спине. Мигеру наступил на его руку, вооруженную кинжалом. Острие клинка безликого упирается варвару в ямочку между ключицами. Капюшон упал ниже, лицевая плоть моего слуги почти не видна. – Donde pongo el ojo, – говорит Мигеру, – pongo la bala [73]. Я не понимаю. Рикарду-доно понимает. Глава шестая. Боги не терпят измены
1. «Все ли в восхищении?»
Закатное солнце валилось за горы, невысокие в наших краях. Казалось, что на хребтах полыхает пожар, изображенный живописцем. В огне корчились обугленные, точно вырезанные из черной бумаги силуэты кривых сосен. По всей деревне зажигали фонари, большие и малые, гирлянды и факелы. Стойки для последних слуги загодя расставили вдоль улицы. Столичные самураи громко обменивались впечатлениями с провинциалами, на время позабыв о разнице в положении, дарованной чинами, и надменности, присущей им от рождения. Победа Мигеру была у всех на устах. Этот Рикарду, утверждал каждый второй из гостей, даже не понимает, в какой степени он опозорен! Наверняка, вмешивался в разговор каждый третий, он уверен, что все дело в поражении. Проигравший жалок! Вот-вот, поддакивал каждый четвертый. Видите? Он недоумевает, отчего мы так веселимся. Проиграть схватку, тем более если соперник сильнее тебя, а ты дрался честно – позор из мелких, терпимых. «В чем же дело?» – небось, думает бедняга. Одно слово: варвар! Больше всех доволен был сёгун. – Вы видели? – восклицал он, не зная устали. – Вы все видели?! – Да, господин! – Кому дозволено насмехаться над храбростью наших воинов? – Никому, господин! – Человек чести на его месте уже покончил бы с собой! – Воистину! – Варвар, знай свое место! Живи в унижении! – Банзай! Победа Мигеру над заморским выскочкой превращалась в триумф, поднимала престиж Чистой Земли до небывалых высот. По всему выходило, что титул «великого полководца, покорителя варваров» Ода Кацунага носит не зря. В порыве великодушия его светлость возвестил, что дозволяет моему слуге до конца праздника щеголять в одеждах, какие он носил во время поединка, и в лисьей маске. – Ни один каонай доселе, – возвестил Кацунага, – не удостаивался такой чести! К счастью, у Мигеру хватило ума исчезнуть с глаз долой. Ну да, сейчас знатные господа радуются победе над варваром. Но очень скоро они вспомнят, что безликий мерзавец посмел выдать себя за самурая и украл у них всю славу. |