Книга Собибор. Взгляд по обе стороны колючей проволоки, страница 94 – Константин Пахалюк, Леонид Терушкин

— Вы сказали, что в этом лагере был и белорусский барак. Вы ощущали разницу в отношении к евреям и белорусам?

— Отношение, по сути дела, в лагере к евреям и белорусам было почти одинаковым. Но охранники, конечно, над белорусами не издевались, и они получали передачи с гражданки. И их спустя время отпускали, они были как бы осуждённые на определённое время. И многие выходили. Они были как бы временные жители, не постоянные. У них совсем другая жизнь была. Большинство из них не работали. Разве что — было АКП (бывший завод по ремонту танков), туда брали только славян.

— А что делали латыши?

— Латыши издевались, искали метод. Как бы нагайкой ударить, как бы поиздеваться — такое было отношение. Сопровождали колонну на работу — два-три полицая колонну ведут. Кто-то куда-то, не так стоишь — обязательно нагайкой даст. Но были и другие, кто-то закрывал глаза, видя, что кто-то несёт что-то с работы. У каждого была сумка от противогаза, а у меня были кальсоны, сверху брезентовые штаны, когда я работал грузчиком. Бывало — насыплешь туда крупы. Бывало и бутылку пронесёшь — так кормил я свою «семью».

— Где брали крупу?

— Я ж грузчик был, бывало, «нечаянно» сделаешь дырочку — и посыпалось. Не так чтобы хорошо кушали, но не так голодали. Поэтому, когда в Собиборе отбирали самых крепких, я попал.

— Что про Вакса Вы можете рассказать?

— С Вакс я никогда не сталкивался. Но знал, что у него собака очень большая. Он её звал «меньш», натравливал её на нас и кричал ей «кусай собак!». «Меньш» по-немецки — это человек, а мы как собаки, получается. «Человек, кусай собаку!» Такое издевательство придумал. Всё, конечно, не расскажешь и не вспомнишь. Это страшно ^[496].

— А кроме случая с нагайкой Вы не попадали под наказания?

— Скажу Вам, мне как-то везло. И лицо было не такое еврейское. Издевались больше всего над теми, у кого типично еврейское лицо. У кого похоже на славянское — меньше. Мне везло, отношение ко мне было лучше.

Было как-то. Работали в городе, разбирали брусчатку на дороге, грузили в тачки и свозили в кучи. Это когда я ещё был слабым. Гражданские бросали «подарки»— кусочек хлеба или ещё что. Охранник считал, что я русский. А потом, когда он обнаружил, что я еврей (ему подсказали), начал меня сильно бить. Я тогда попросил Блатмана, нашего «капо», чтобы перевёл меня в другую команду, он так и сделал.

— Вы сказали, что в какой-то момент огромное количество евреев из гетто перевели в ваш лагерь.

— Да. Перед отправкой в Собибор три дня жили они в наших бараках. Молодые люди в основном, молодые женщины, даже скажу — выглядели неплохо. Мы чувствовали, что что-то готовится, нас в эти дни уже не брали на работу. Чувствовали, что это конец, будет какая-то экзекуция, нас уничтожат. А говорили нам, что будут вывозить куда-то в Польшу на работы. Мы, конечно, сомневались.

<…>

— Вы сразу поняли, что вас привезли в новый лагерь?

— Мы, конечно, поняли, что нас привезли в новый лагерь, но никто не понимал, что это лагерь уничтожения. Ничто не указывало на то, что это лагерь уничтожения. Нас всего человек 50 отобрали — они пополняли штат лагеря. А остальных — их в эшелоне были пара тысяч человек — их повезли в газовые камеры.

— Как происходил отбор?

— Немец спрашивал — есть ли в этом эшелоне столяры и плотники. Вышли плотники. Потом спрашивал — есть ли такие, кто может поднять и нести 50–80 кг. Вышли более крепкие вперёд. Помню, я вышел, а рядом со мной стоял Фимка. И Яша — но он был хромой, одна нога короче, плохо срослась. Фимка сначала остался, я взял его, рукой подтянул, когда нас уже уводили — «Давай тоже с нами». Немец посмотрел на него, коренастого, и говорит — «Пусть идёт». Значит, и он пошёл со мной вместе. И нас увезли, оказалось, это был Первый лагерь.

— На чём увезли?

— Увели. Потом посадили всех, а остальных увели в другую сторону.

— А Вы на какой призыв вышли? Столяр?

— Я вышел на призыв «Кто может нести 50–80 кг?» Но нас всех вместе повели со столярами и прочими.

<…>

— Охранники немцы были?

— Были двадцать или двадцать с чем-то немцев — руководители работ. А охрана — полицаи из украинского батальона. Причём им не доверяли: мы потом узнали, что на пост на вышке им давали патроны, а по возвращении в казарму (я не знаю, где была их казарма, Вайцен знает) они сдавали патроны. Патроны имели только те, кто был на вышках и охранял команды, потом патронов у них не было. Мы это знали и мы это учли.

<…>

— Как началась подготовка к побегу, кто это придумал?

— Был специальный повстанческий комитет (я не был его членом), туда входил Печерский от нашей группы и были старые лагерники, которые знали порядки, все входы и выходы.

— Как Вы туда попали?

— Я от Печерского попал [в] комитет. Печерский был оригинальный человек. Красивый. Вызывал доверие у людей. Вы видели его портрет? Он у пленных, у всех нас, пользовался особым авторитетом. Он был наш главный. И он знал, на кого может надеяться. О том, что готовится побег, знали немногие (и в том числе я знал). Вообще, дружили группами. Вот наша группа — бывшие работники Труппенвирченлагер, крепкие ребята — мы знали о готовящемся побеге, и Печерский нам давал определённые задания, что нужно делать. Я, например (хотя узнал об этом только перед самым побегом), узнал от Печерского, куда я должен идти.

— От кого вы узнали, что готовится побег?

— От Печерского.

— Как это произошло?

— Мы встречались в женском бараке. Туда Печерский ходил встречаться со старыми лагерниками, там был комитет. Жили они в разных бараках, там, в женском бараке, можно было встретиться. Печерский как будто ходил к одной девушке. Там, в женском бараке, были одни молодые женщины. Немцы отбирали красивых женщин — выбор у них был большой (может, из спортивного интереса отбирали красивых). Там очень красивые молодые женщины были, которые работали на переборке вещей. Встречались там и с «капо». В повстанческом комитете участвовали два «капо»— старших из числа заключённых.

Печерский узнал, что мы готовили побег через туалет. Туалет был возле забора. Мы решили, что на ночь мы перейдём в туалет, там останемся и ночью разрежем проволоку и попробуем бежать. Там были три ряда проволоки, потом минное поле. Очень малая вероятность, что получится, но мы решили попробовать. Печерский узнал и предупредил: «Ребята, не пытайтесь бежать отдельно, готовится коллективный побег».

— А кто придумал план с туалетом?

— Это были я, Шубаев, Мазуркевич, Фимка. Шесть человек было. Но мы узнали, что было несколько попыток до этого (нам рассказали старые лагерники), но удачных побегов не было. Как поймают кого — экзекуция, расстреливали каждого десятого, каждого пятого.