— Эй, девушка! Подождите…
Она обернулась и увидела возле забора женщину, кутавшуюся в длиннополую кофту.
— Добрый вечер. Вы, наверное, Надежда? — догадалась Альбина.
— Да. Так это у вас мальчишка сегодня весь день торчал? А я-то думаю, чего он так долго не идет! И что он про меня вам говорил? — Худая женщина неопределенного возраста, небрежно одетая, с растрепанными волосами, выбивавшимися из узла, завязанного на затылке, смотрела на девушку колючим, неприязненным взглядом.
— Ничего. Сказал, что вы его тетя. И что его мама приедет за ним в конце августа, потому что первого сентября начнутся занятия в школе.
— Все это детские фантазии, — зло отрезала собеседница. — Нет у него никакой матери, умерла она. И он об этом прекрасно знает.
— А та женщина в машине… — Альбине вспомнились слова Анны Максимилиановны о хорошо одетой даме в дорогой иномарке, но она тут же прикусила себе язык. Эта неопрятная тетка с недоверчивыми глазами может счесть ее сплетницей.
Но Денисова не обратила никакого внимания на ее слова, потому что уже оседлала любимого конька: стала жаловаться, как тяжело нынче жить и как нелегко присматривать за чужим ребенком, который требует к себе постоянного внимания, много ест, рвет штаны на заборах и притаскивает домой бездомных животных. Говорила она бестолково и путано, но Альбине все же удалось уяснить из ее речей, что женщина в иномарке — знакомая Денисовой, родственница мальчугана, то ли тетка, то ли двоюродная сестра. После смерти матери малыша препоручили ей, но она очень занята, потому и привезла ребенка сюда в деревню.
— А отец? Где отец мальчика? — спросила Альбина.
— Да кто ж его разберет! — пожала плечами Надежда. — Мужики — они такие. Сделал бабе ребенка и в кусты! Ни алиментов от него не дождешься, ни помощи какой. Я мальца расспрашивала, но он ничего толком сказать не может. Твердит: «Уехал папа», и все! Куда уехал, когда, зачем, с кем? Ни черта не знает, неразумный! Ну ладно, пошла я. А то стою вот тут с вами, лясы точу. Как бы чего не набедокурили в доме.
Она повернулась и ушла, не прощаясь. Скрипнула калитка. Альбина тоже пошла домой, размышляя над услышанным.
Значит, женщина, приезжавшая сюда на автомобиле, не мать Артема. Но почему он тогда все время твердит о своей маме, причем всегда в настоящем времени? Хотя, наверное, ничего удивительного в этом нет: маленькие дети не способны мыслить абстрактно и не могут уяснить суть такого загадочного явления, как смерть. Это она, Альбина, отлично знает, что ее отец ушел безвозвратно и что она уже никогда больше не встретится с ним. Знает, но все равно вглядывается порой в лица незнакомых немолодых мужчин с какой-то глупой, нереальной надеждой. Знает, что он умер, и все равно ее сердце замирает в предчувствии долгожданной встречи, несбыточной, иллюзорной.
Дети, должно быть, тоже сильно страдают, когда теряют самых близких, самых любимых и дорогих людей. Вот только понять, что смерть — это расставание навсегда, они еще не в силах. И возможно, слова Темы о том, что мама приедет за ним, когда наступит сентябрь, есть попытка ребенка хоть как-то унять боль вечной разлуки, спрятаться от жестокой реальности.
Мальчик живет этой надеждой, а Альбина? Чем живет она?
Она почувствовала вдруг стыд за всю свою прежнюю жизнь, как ей теперь казалось, бестолковую, бессмысленную, бесполезную. Этот мальчик, одинокий, несчастный, пригрел котенка, тоже одинокого и несчастного. Потому и плакал в лесу, жалел своего бессловесного друга, которого «родственники» не желали принимать в дом. А она кого согрела и утешила?
Альбина вошла в дом, и маленький черный комочек выкатился ей под ноги. Она взяла котенка на руки и сказала ласково:
— Ах ты, дурачок! Как же тебя назвать? Может, Черныш? Или Уголек? Спрошу у Темы, ведь это он нашел тебя.
Котенок потерся мордочкой о ее подбородок, пощекотал усами ее шею и замурлыкал, довольный, счастливый.
Проснулась Альбина рано, еще и восьми часов не было. Разбудил котенок, тыкавшийся влажным носом ей в щеку и требовательно мяукавший: «Мя-у-у! Есть давай!»
Открыв глаза и увидев котенка, она вдруг почувствовала беспокойство: прибежит Артем навестить своего подопечного, а калитка на засов закрыта! Уходя, мальчик обещал прийти в гости прямо с утра. Может, он уже топчется под забором, а она дрыхнет тут без задних ног!
Накинув халат, Альбина отправилась открывать, однако Темы на улице не было.
Вернулась в дом, налила котенку молока в блюдце, позавтракала остатками вчерашней пригоревшей гречневой каши и стала думать, что можно предпринять для их с Угольком обогащения. Ясно, что те деньги, которые лежат в кошельке, рано или поздно закончатся, и велика вероятность, что произойдет это скорее рано, чем поздно. И тогда ей не на что будет даже позвонить. Она в очередной раз проверила счет на мобильном телефоне и убедилась, что денег там не прибавилось. Впрочем, и не убавилось. Вчера звонила Светлана, но только для того, чтобы узнать, как подружка добралась до Кобылкина и как устроилась на новом месте. Альбина же ждала от нее обнадеживающих, ободряющих вестей, но Светка была чем-то сильно озабочена и страшно торопилась. Протараторив, что близнецы заболели, а у Игоря проблемы на работе и пока ему некогда заниматься ее делом, попрощалась и отключила телефон, не дав подруге возможности что-либо спросить.
Альбина мыла посуду после завтрака и думала, думала, думала. Чем можно заняться, чтобы раздобыть денег? Ничего путного на ум не шло. Паспорта у нее нет, так что об официальной трудовой деятельности можно забыть. Да и какая трудовая деятельность тут, в деревне? Ездить каждый день в Москву, во Владимир или какой-нибудь другой город ей не по карману. Поездки на электричке быстро поглотят и без того скудные финансовые запасы.
И что она умеет? Ровным счетом ничего. Копаться в пыльных архивных бумагах да еще рисовать немного. Совсем немного. Нарисовать портрет какой-нибудь живой модели, как это делают уличные художники на Арбате, у нее вряд ли получится, не настолько она талантлива. Все, на что она способна, — это кошечки, собачки или лица, скопированные с фотографий. На этом денег не заработаешь, ведь вокруг столько способных и хорошо обученных художников, бьющихся за кусок хлеба.
Вспомнилась тетя Зина, восхищавшаяся милыми, но не слишком умелыми творениями Альбины, не имевшей понятий ни о пропорциях, ни о технике рисунка. Зинаида Геннадьевна любила повторять, что прокормиться в деревне любому человеку, если он не последний лодырь, бездельник и пьяница, — как нечего делать.
— Вот уеду к матери в деревню и займусь сельским хозяйством, — ворчала тетя Зина, когда бывала не в настроении и все вокруг ее раздражало. — Буду курочек разводить, яйца продавать да капусту выращивать.
Капуста, конечно, вещь хорошая, но, даже если Альбина и станет пахать с утра до вечера на огороде, урожай поспеет только к осени. А до того времени чем они с котенком будут жить? Может, засадить весь участок редиской? Редиска, кажется, поспевает быстро, а стоит на базаре баснословно дорого. Она представила, как стоит на рынке с пучком редиски и зазывает покупателей: «Налетай, свежие овощи, витамины, сто рублей кучка, в кучке штучка!» Нет, продавать тоже нужно умеючи, и без способностей тут толку не будет. А способностей к торговле Альбина у себя не чувствовала. К тому же прежде чем продать, нужно сперва вырастить. А вдруг всю ее редиску съест какой-нибудь вредный жучок? Или кроты перетаскают в свои норы? Или зайцы из лесу набегут, чтобы полакомиться дармовщинкой? Дом-то стоит на самом краю, возле леса! Зинаида Геннадьевна, мать которой жила в деревне, знала кучу историй про вороватых кротов и прожорливых зайцев. Рассказывала их так, что Альбина со смеху покатывалась. Однако теперь ей было совсем не до смеха.
