Книга Крылатая победа, страница 8 – Барбара Картленд

Он переходил от стойла к стойлу. Услышал, как снова начались торги, и понял, что на манеж выводят лошадей, которых уже осмотрели.

Конюшня была длинная, построенная на манер его собственной: с деревянными перегородками между денниками и металлическими решетками сверху.

Граф не пытался открыть дверь ни в одно стойло. Сквозь решетки он смотрел на коней, утверждаясь в своем решение не присоединять ни одного из них к своей конюшне.

Пойнтон дошел до конца прохода и увидел, что последний денник из тридцати занавешен попоной, так, что невозможно заглянуть внутрь.

Он удивился, но, отвернувшись и собираясь уйти, увидел надпись на двери денника с именем лошади.

Попона почти закрывала ее, но все же граф смог прочитать: «Звездный».

Граф остановился, пораженный, и тут сзади него раздался почтительный голос:

— Это стойло пусто, милорд, но, может быть, ваше сиятельство захочет посмотреть на других коней, прежде чем их выведут на манеж?

— Нет! — ответил граф. — Меня это не интересует.

Он пошел к выходу, а конюх поспешил задать тот же вопрос другому посетителю, очевидно, ожидая награды за труды.

По дороге домой граф был молчалив, а Эдди без умолку болтал об аукционе и о тех астрономических суммах, которые получил за своих лошадей сэр Уолтер.

— Он, конечно, постарался, чтобы покупатели были в соответствующем настроении. А угощение было едва ли не лучше, чем у Уайта или в любом другом клубе Лондона.

Граф не отвечал, и Эдди спросил:

— А ведь ты ничего не ел и не пил, Леннокс. Почему?

— Можешь считать меня старомодным, но я не хочу пользоваться гостеприимством человека, который мне не нравится.

— Откуда у тебя такая внезапная неприязнь к сэру Уолтеру?

Он заметил, что в голосе графа нет обычного равнодушия, с которым обычно тот говорил о тех, с кем не хотел знаться.

Граф снова промолчал, и Эдди насмешливо поинтересовался:

— Снова полагаешься на свою интуицию, Леннокс?

Он часто подшучивал над графом, когда они вместе служили в армии и три года сражались в Индии, под командованием полковника Артура Уэлсли , интуиция его друга была признана не только в войсках, но и среди офицеров.

Не раз граф (тогда еще виконт) предупреждал их о засаде, а однажды он заранее почувствовал опасность перед нападением мародеров из местных жителей.

— Может, и так, — уклончиво ответил граф, — но сейчас я не могу это объяснить.

— Я думаю, мы в последний раз видели Мелфорда, — сказал Эдди. — Он только что закрыл для себя возможность прославиться как владелец скаковых лошадей. А когда он отбудет в Сассекс, мы о нем больше не услышим.

— Надеюсь, что ты прав.

Эдди посмотрел на графа, и у него возникло чувство, что тот что-то скрывает от него.

— Что ты узнал о Мелфорде, чего не знал еще вчера, когда мы разговаривали о нем за ужином?

Но графа трудно было застать врасплох.

— Я не говорю, что знаю о нем что-то, просто у меня нет никакого желания иметь в своих конюшнях лошадей, которые принадлежали ему, или принимать его гостеприимство, на которое не намерен отвечать.

— Да, если Мелфорд и раньше был богат, он, черт побери, стал еще богаче сегодня! — заметил Эдди.

Гости графа, вернувшись в дом, повторяли то же самое.

— Я заплатил чересчур много! — жаловался один из пэров. — Лучше бы я вовремя отступил.

— Предупреждал я вас, что надо сохранять головы ясными, — напомнил граф.

— Я так и хотел, — начал оправдываться пэр, — но бренди был так хорош, что, как ни стыдно мне это признать, я утратил волю. Черт бы побрал этого человека! Лучше бы я послушался вас, Пойнтон.

— Вряд ли можно винить Мелфорда за то, что он получил за своих лошадей хорошую цену, — заметил другой гость. — Что касается меня, так я очень доволен своей покупкой. Когда я выиграю на этой лошади Золотой кубок в Аскоте , вы все будете мне завидовать.

— Так же как и Мелфорд! — воскликнул кто-то, и все рассмеялись.

После роскошного, как всегда в доме графа, обеда гости перешли в гостиную, где уже были готовы столы для игр.

Гостей было больше, чем обычно, так как граф пригласил многих своих соседей.

Однако на следующий день всем предстояло участвовать в скачках, поэтому около полуночи гости разошлись, поблагодарив хозяина за приятный вечер.

— Полагаю, Пойнтон, вы завтра завладеете всеми призами, как обычно, — философски заметил на прощание один из гостей.

— Надеюсь, — ответил граф, — но аутсайдер нередко побеждает тогда, когда меньше всего этого ждешь.

— Молюсь, чтобы это была моя лошадь, — вставил кто-то, — но мои молитвы имеют ужасную привычку теряться где-то по пути к финишному столбу.

— Вам следует лучше молиться, — ответил граф.

— Ну, я пошел спать, — сказал один из более старших гостей. — День был долгий и очень приятный. Нет нужды говорить, Пойнтон, что вы, как всегда, проявили себя прекрасным хозяином.

Граф улыбнулся, и Эдди заметил, что он не сел после того, как попрощался с гостями, явно надеясь на то, что те, кто оставался у него в доме, последуют его примеру и отправятся спать.

Конечно, его безмолвный намек был понят всеми без исключения.

Десятью минутами позже граф вошел в свою спальню, где его ждал Йетс.

— Все готово? — спросил Пойнтон.

— Экипаж у боковой двери, милорд, где никто не мог заметить его.

— Отлично! А правит им Харт?

— Да, милорд.

Граф снял свой великолепный вечерний костюм и белый шейный платок, замысловато завязанный по последней моде.

Взамен Йетс протянул ему черный шелковый шарф, который граф обмотал вокруг шеи. Поверх белой рубашки и темного костюма камердинер накинул ему на плечи легкий плащ. Теперь граф был весь в черном.

— У вас есть фонарь? — спросил он.

— Да, милорд, тот маленький, который служил нам раньше.

— Хорошо!

Йетс открыл дверь спальни и проверил, нет ли кого на лестнице. Затем отступил в сторону, пропуская графа.

Молча они спустились к выходной двери, которой редко пользовались.

Она находилась с той стороны дома, куда не выходили окна спален.

Экипаж ждал их с закрытыми дверцами, на которых не было герба графа. Вообще этот экипаж вряд ли мог привлечь чье-либо внимание.

Он был таким старым, что граф не мог припомнить, когда в последний раз видел, чтобы им пользовались.

В экипаж была впряжена пара лошадей, и на кучере не было ни шляпы с кокардой, ни ливреи. Он казался таким же неприметным, как и его повозка.