Книга Путь к вершинам, или Джулиус, страница 63 – Дафна дю Морье

Ночное наваждение ушло, чары рассеялись и потеряли над ней власть. Она вольна поступать, как ей хочется. Она снова свободна, но по-новому. Да, какое-то время она ощущала беспокойство и беспредельную грусть, но теперь ей снова весело; она больше не боится.

Отныне все в ее жизни будет происходить по ее воле и желанию.

Она выйдет победительницей и никому не позволит командовать ею. Ничто не причинит ей боли. Она будет ходить, куда захочет, делать то, что пожелает, и возьмет от жизни все, что ей причитается. Они с папа́ – две ветви одного дерева. Он испытывал ее на прочность и считал, что победа за ним. Думал, что одержал над ней верх. Что ж, пусть думает так, пока ей это удобно. Она будет держать его возле себя и брать от него силу; его жизнь – ее жизнь, его плоть и кровь – ее плоть и кровь, но он больше не главенствует над ней. Не понял, что сам уже давно у нее в руках. Когда две силы борются за превосходство, одна из них будет страдать, одной будет больно. В таких отношениях, как у них, по-другому не бывает. Она и папа́. И больно будет ему. Это осознание пришло к ней, когда она стояла и смотрела на волны. Прежняя жизнь осталась позади, как остается в прошлом детство с его игрушками.

Поднявшийся в рубку стюард поставил на стол кофейный поднос и ушел.

Джулиус методично разлил кофе по чашкам. Он больше не скрывал улыбку, будучи совершенно уверенным в своем будущем, слепо веря в свой успех. Он следил за им же созданной ситуацией с намеренным, жестоким любопытством, чувствуя напряжение, повисшее между ними троими – сидящей на канапе Рейчел, стоящей у двери Габриэль и им самим, разливающим кофе в чашки. Больше нет стен, за которыми можно спрятаться. Он раздал чашки, и какое-то время все молча пили кофе. Джулиус знал, что Рейчел заговорит первой. Она будто была призвана сыграть определенную роль в его пьесе. Вот она поставила чашку на блюдце, значит, сейчас заговорит. Однако он не был готов к тому, что она сказала:

– Джулиус, ты наверняка догадываешься, чем я больна. Я тебе до сих пор ничего не говорила, потому что все еще надеялась, нет, не на выздоровление, а на то, что ты вернешься ко мне. Теперь же вижу, что это невозможно.

Ее голос звучал совершенно спокойно, она тщательно подбирала слова, говоря так, будто обсуждает какую-то тему, не имеющую отношения лично к ней. Какое-то мгновение она молчала, призывая на помощь все свои силы, чтобы произнести ненавистное слово.

– У меня рак, – наконец сказала она.

Джулиус и Габриэль резко обернулись и уставились на нее, Габриэль – с широко раскрытыми глазами, Джулиус – с недоверием.

– О нет, – сказала Рейчел, слабо подняв руку в протестующем жесте. – Я не выдумываю. Какой смысл? Я не настолько глупа. Может, ты и считал меня такой, Джулиус, но ты ошибался.

Он не слушал, что она говорила, уловив из всего сказанного лишь одно слово.

– Рак? – переспросил он. – Кто тебе это сказал? Исааксон? Может, ошибся? Ты уверена? И как давно?

Потом по ее улыбке и движению плечом понял, что она говорит серьезно, и у него вырвался единственный вопрос, который сейчас имел для него значение.

– Рак! – повторил он. – Это заразно?

Она не смотрела на него, чтобы не видеть страха в его глазах. Не хотела презирать его.

– Папа́! – возмущенно вмешалась Габриэль. – Какая разница? Имей сострадание. И не делай из себя посмешище, ради бога! – Она снова посмотрела на мать. – Мне ужасно жаль. У меня никогда ничего не болело, должно быть, это так страшно. Мне правда очень жаль. Можно что-нибудь сделать?

– Это зависит от вас с отцом, – ответила Рейчел.

– О, конечно, с папиными связями у тебя будут лучшие доктора и лекарства в мире, – сказала Габриэль. – Должно же быть что-то в Германии или Швейцарии, ну не знаю, почему-то всегда эти две страны на ум приходят, но, конечно… – Она осеклась под пристальным взглядом Рейчел.

– Деньги твоего отца мне не нужны, – отрезала та. – Ты прекрасно понимаешь, что я не это имела в виду. Не надо уходить от темы.

Габриэль замолчала. Если матери не нужно ее сочувствие, что ж, ее дело. Пусть страдает одна, а затеять ссору у нее не получится.

– Я и не собиралась уходить, – сказала Габриэль, теряя интерес к разговору. – Не понимаю, при чем тут я. Это ваши с папа́ дела.

Она снова отвернулась, давая понять, что ни в каком споре участвовать не будет, и сделала вид, что этого всплеска антагонизма между ними не было.

Она вновь прислонилась к косяку двери и принялась смотреть на серебристые и пурпурные рассветные блики на воде.

Рейчел поглядела на мужа:

– Итак?

Но даже теперь, рассказав им все, Рейчел знала, что не она главная героиня этого спектакля и никогда ею не была. Вопрос ее недуга робко коснулся сгустившейся, напряженной атмосферы между ними троими, затронул ее внешние слои и беспомощно ждал, когда на него обратят внимание и соизволят впустить. От нее снова отмахнулись, отвели ей роль зрителя, чьей-то жалкой тени, наблюдающей за безмолвной дуэлью между двумя родственными, но противоборствующими сторонами. Они жили своей собственной жизнью в какой-то иной плоскости, искали ответы только на свои вопросы, не замечая ее, устремив взгляд куда-то к облакам. Для них она уже была мертва. Рейчел поняла, что ответа не будет. Она поднялась с канапе, ослабевшими пальцами придерживая у горла накидку, прошла мимо Джулиуса и Габриэль, как если бы и вправду была призраком, каким сама себе казалась, и осторожно, почти на ощупь удалилась в свою каюту, как удаляется бесплотный дух в свой собственный мир.

Дверь за ней захлопнулась.

Джулиус отошел от стола, зажег сигарету и встал рядом с дочерью. Какое-то время они молчали. Из темно-серого моря всплывал яркий диск солнца.

– Ты беспокоила меня в последнее время, – сказал он наконец. – Не находила себе места, тебя что-то тревожило. Я знал, что именно, но надо было, чтоб ты справилась с этим сама. Но теперь все хорошо, так ведь?

– Да, – ответила она.

– Нам незачем быть такими серьезными, – улыбнулся он. – Отныне все будет так, как на вчерашнем празднике, только без всего этого звона и блеска. Ты станешь счастливее, чем когда-либо. Просто постанови так для себя, и все.

– А я уже давно постановила, – улыбнулась она в ответ.

– Неужели? Когда же? – удивился он.

Она покачала головой. Нет, она не скажет ему. Отныне она не обо всем будет ему сообщать.

– Чем займемся? – спросил он. – Какие планы? Есть идеи?

– Можем пойти в круиз, как ты предлагал, – ответила она. – Отправимся на юг на этой яхте и вернемся, когда захотим. Больше не хочу ни охоты, ни лошадей. Разве что ненадолго. Ну как, поедем? Тебе не будет скучно?

– Не говори ерунды, мне нигде не скучно, – ответил он.

Солнце поднималось все выше, вот-вот появится весь тускло-оранжевый диск, предрассветная мгла растает, и начнется новый день.