
Онлайн книга «Руны и зеркала»
– Вы так полагаете, мой господин? – спросил Энок. – Я знаю это, друг мой, – ответил гость. Аэропланы и война… Гюда не сразу поняла, к чему он клонит, но выражение «самый воздух станет полем боя» было достаточно ясным. Пилоты стреляют друг в друга. Самолет пролетает над деревней и сбрасывает бомбу, авиатор смеется, а на земле горят и рушатся дома… Это то, что она поняла, остальное, что они говорили, и не хотела понять. Мышь принесла запонку, Гюда угостила ее сырной корочкой, спрятала цацку в карман комбинезона. Представление вышло что надо – немец и его шофер сами ползали на четвереньках по замусоренному полу, потом гость пообещал вознаграждение любому, кто найдет запонку и вернет, после чего в перерыв по полу ползала половина рабочих. Но смеяться уже не хотелось. – Альрик, мне нужна твоя помощь. Голос у Оскара был такой, что Гюда отложила шлифовальную шкурку и принялась слушать. – …Ее отправили в Ольбург, к тамошней родне, под надзор какой-то тетки с отцовской стороны. Только сегодня она смогла телеграфировать. – Все они как будто бы не очень довольны, что их ненаглядная Эдит состоит в переписке с лейтенантом? – Да, они не очень довольны. – Что же ее хваленые свобода и независимость? – А это не был приказ. Датская тетушка якобы тяжело больна и хочет ее видеть – уверен, это было подстроено, чтобы она не могла отказаться… и перестань паясничать, как друга прошу! Если тебе угодно шутить над этим… – Всё-всё, уже перестал, хотя даже не начинал. Что ты думаешь делать? – Тут и думать нечего. Я должен ее видеть. – Ты должен ее видеть. Ты в Ландскруне, она в Ольбурге. Тебе завтра ехать в полк… – Вот именно. Жалкие двести километров. Молчание. – Ты с ума спятил. – Почему это? – Барометр падает. – Чепуха! Маленький дождик не страшен. Я уже связался по телефону с тамошним клубом – всё в порядке, сказали, где могу сесть. Пойми наконец: я должен с ней видеться! – Это я уже понял. Я тебе зачем? – Ларсен отказался запускать мотор. – Ты сказал ему правду о том, куда собираешься?.. Точно, спятил. Не мог соврать – пробный, тренировочный полет? Не схватит ведь он тебя за хвост, когда ты возьмешь курс на Каттегат! – Он спросил, зачем мне полный бак и плот на борту. Я не смог ничего выдумать. – Лосось идет на нерест, прямо и только прямо. – Альрик!.. – Всё-всё. Конечно, я помогу тебе. Помочь другу совершить самоубийство – священный долг интеллигентного человека. – Тогда хватит болтать. Боюсь, что Ларсен пошел к шефу. Не люблю сцен… – О черт! Так что же ты стоишь? Побежали! Сидя на крыше, Гюда проследила глазами самолетик в небе – маленький, как стрекоза, в самом деле очень маленький. Перевела взгляд на морской горизонт. Там возвышались лепные белые облака необычайной красоты. Да, вечером будет сильный дождь и ветер, который непривычные люди могли бы назвать бурей. А как ни назови – хватит и такого. Большой винт. Фонарь от велосипеда, к нему банка с карбидом. Теплая фуфайка из собачьей шерсти. Туго увязанный мешочек подвесить на шею – для таких дел карманы комбинезона не годятся. Обнять и поцеловать дочку. – Следи за порядком на производстве. Буду поздно. – Мама, ты куда? – Исправлять людские огрехи. – Платить надо, – пробулькала старшая троллиха. Пробулькала – потому что она сидит в расщелине между скалами по самые губы в морской воде. – Платить надо, – пробулькали остальные, позади нее, в темноте. Белые пряди лежат на поверхности волнистыми мазками краски, колыхаются в прозрачной воде. Вся расщелина заполнена диковинными белыми водорослями. Неужели это всё ее волосы? Докуда же они ей приходятся, когда она стоит? Или волочатся за ней по земле? Губы у троллихи толстые, нос горбатый и приплюснутый, глаза посажены разно – один прямо, другой косо. И еще она огромная. Гюда вытянулась, как могла, а всё равно словно кошка перед мордой быка. Но солнце поблескивает на воде, и это защита. – Не пришла бы без платы. – Гюда говорит и подгребает назад, чтобы приливом не затащило в тень. – Мне говорили, вы любите золото. – Золото! – Золото… золото… золото… – Как насчет этого? – она поднимает золотую бусину, держа ее двумя пальцами. Жаль было разнизывать ожерелье, но показывать всё целиком не хотелось. Волосы разом нырнули, втянутые в воронку, в центре вскипели пузыри, темная расщелина застонала на много голосов. – Заклятый клад! – Старые чары! – Молот и молния! – Себе бери это! Гюда поскорее сунула бусину в карман – и схватилась за весла. – Простите, не серчайте, – сказала она, когда огромная голова, вся в струях воды, опять высунулась и проморгались глазища, большие, как яблоки, и буро-красные, как пузыри фукуса. – Не подумав предложила. Договоримся иначе. – Договоримся… – Договоримся! Договоримся! – Пускай она отдаст свою дочку! – Пускай, пускай! Она славная, беленькая! – А трех подряд дочерей не хочешь? – дерзко ответила Гюда. – За пустую работу – усыпить морской ветер! Вот, погляди, хозяйка. Это – из новых, нет никаких чар. Глазища уставились на золотую искорку в ее руке. Черные зрачки расширились, полыхнули пурпурным светом. – Драгоценный убор! Как его носят?! – Как носят, говоришь?.. – Вот поди-ка объясни самой старой троллихе Эресунна, как носят запонки. – Ну, видишь ли, его продевают в дырочку на… – Дай мне! Страшное лицо отступило в расщелину, к затененной поверхности воды поднялась рука, сложенная ковшом. – Держи, не оброни только! – Гюда кинула в мокрую ладонь золотой ромбик с украшенной завитушками буквой W. Ага, обронит она. Толстые пальцы схватили вещицу, как клюв зимородка хватает рыбку. Троллиха выпростала из волос треугольное кошачье ухо, оттянула вверх… Щелк! Повернулась к своим. – Ну как, хороша я? – Хороша! – Хороша, матушка! – Ай, хороша! – Как для тебя делали, – подтвердила Гюда. А неплохо, что барон был так чванлив: запонка оказалась достаточно велика для троллиного уха. – Так что ж, хозяйка, – договор? – Договор! – Договор! – Договор! – Не будет сегодня ветра! И когда Гюда развернула лодку и налегла на весла, в спину ей простонало: |