Книга Любовь и колдовство, страница 4 – Барбара Картленд

Элегантностью наряда мулат не уступал Кирку или Андре, его накрахмаленный муслиновый галстук был завязан с безупречным вкусом, а камзол цвета электрик сидел как влитой.

— Жак, познакомься, это мой друг Андре, которому требуется твоя помощь. Я пообещал, что ты окажешь ему всяческую поддержку, и не сомневаюсь, что ты меня не подведешь.

— Любой твой друг… — судя по тому, что мулат не завершил фразы, ее окончание было хорошо известно им обоим. — Ты же знаешь, Кирк, что я дал тебе обет верности и не собираюсь нарушать его.

Он выражался несколько высокопарно, но смысл слов был очевиден, и Андре решил, что Жаку Дежану можно доверять.

На всякий случай Андре бросил мимолетный взгляд на капитана, желая убедиться, что не ошибается в своем мнении.

Словно отгадав, что означает этот взгляд, Кирк Хорнер сказал:

— Однажды, когда на море был очень сильный шторм, я спас Жаку жизнь. Он обещал всегда, когда понадобится, отблагодарить меня ответной помощью. Мы договорились, что его клятва относится не только ко мне, но и к моим друзьям. Мы знакомы с Жаком не первый год, и я знаю: он никогда не нарушает своих обещаний.

— Это верно, — торжественно кивнул Жак. — Итак, мсье, чем я могу быть вам полезен?

И Кирк, и Андре были неприятно поражены таким обращением. Жак явно с первого взгляда узнал в Андре француза, хотя никто не упоминал его национальности.

Кирк подошел к двери каюты, приоткрыл ее и, убедившись, что в коридоре никого нет, захлопнул посильнее. Только потом он спросил:

— Неужели национальность моего друга так бросается в глаза?

— Я считаю себя неплохим знатоком людей. Само то, что человек, которому требуется моя помощь, не спускается с корабля, а вызывает меня к себе в каюту, вызывает подозрения. А взглянув на мсье, я сразу понял, что передо мной не американец.

Андре рассмеялся.

— Я собирался выдавать себя за англичанина, ведь в моих жилах половина английской крови.

— А в моих — белой, — заметил Жак. — Однако белые общаются со мной, только когда я им нужен.

Андре не уловил в его голосе горечи. Мулат лишь констатировал всем известный факт.

— Ну хорошо, сознаюсь, я действительно француз, — сказал молодой человек. — Да, я забыл представиться. Меня зовут Андре де Вилларе.

После недолгого размышления мулат спросил:

— Вы приходились родственником де Вилларе, чья плантация находилась в Черных горах?

— Да. Хозяин плантации — мой дядя.

— Ваш дядя погиб.

— Кирк сообщил мне об этом еще два года назад.

— Так зачем вы явились на эту землю? — не сводя с Андре своих проницательных глаз, спросил Жак.

Чувствуя, что терять ему нечего, Андре решил сказать правду.

— Мне кажется, что дядя зарыл деньги и другие ценности где-нибудь в своем имении. Поскольку его сыновья погибли, глава семьи теперь я, так что наследство принадлежит мне по праву.

— Я буду удивлен вашему везению, если наш доблестный император приберег его для вас, — ответил Жак.

— А нельзя ли как-нибудь разузнать, нашли имущество моего дяди или нет? — спросил Андре. — Если клад еще не обнаружен, я намерен отправиться на дядину плантацию и найти его.

Жак Дежан развел руками.

— Вы намерены… — насмешливо повторил он. — Это ведь не так просто. Поверьте мне, и навести справки, и разыскать клад страшно трудно!

— Ладно тебе, Жак, — вмешался Кирк. — Ты не хуже меня знаешь, что если кто-то во всем Гаити способен помочь Андре, так это ты. Должен же быть какой-то способ узнать, кого Дессалин ограбил, а кого — нет. Я слышал, в горах у него собраны огромные запасы наворованного добра.

— Это правда, — кивнул Жак. — Но наш император не умеет писать, он не ведет счетов, и я сомневаюсь, что он кому-нибудь доверит пересчитать свои трофеи.

Андре пожал плечами. Он подумал, что поиски могут зайти в тупик, если они не найдут другого пути.

— Но кто-то ведь должен это знать!

— Пожалуй, есть одна особа, которой может быть известно, попало ли к Дессалину добро де Вилларе, — задумчиво сказал Жак.

— Кто же это? — с любопытством спросил Кирк.

— Оркис! — кратко ответил Жак.

— Оркис! — воскликнул капитан. — А она разве в Порт-о-Пренсе?

Жак кивнул.

— Она обосновалась в резиденции Леклерка и выдает себя за сестру Наполеона Бонапарта, на которой был женат генерал Леклерк. После смерти мужа мадам Леклерк вернулась в Европу и получила титул «ее императорское высочество Полины Боргезе».

— Оркис выдает себя за сестру Наполеона! — в удивлении воскликнул Кирк. — Какая чушь!

— А кто такая Оркис? — полюбопытствовал Андре. Кирк рассмеялся.

— Если тебе придется задержаться на Гаити, ты немало о ней услышишь, — пообещал он.

— Но все-таки, кто это?

— Это одна из любовниц Дессалина, — пояснил Кирк. — У него их около двадцати, но эта женщина более других искусна в своей профессии. И хотя все девушки время от времени получают щедрые подарки из имперской казны, похоже, что на все добро наложила свою цепкую ручку Оркис!

Жак расхохотался.

— Вы отлично описали ее, мой друг! Лучше о ней не скажешь. В последний год Оркис перешагнула все разумные пределы в своей погоне за роскошью и властью! Теперь она добивается, чтобы ее короновали в императрицы, но у нее на пути есть маленькое препятствие: Дессалин уже женат.

Жак со смехом продолжал:

— Однако эта дама едва ли страдает от своего двусмысленного положения. Она тешит себя игрой в принцессу Полину, изображая августейшую особу с неописуемым талантом.

— Ты сказал, она переехала в резиденцию Леклерка? — уточнил Кирк.

— Да. Там она принимает своих воздыхателей утром, за завтраком и по вечерам. Там мсье де Вилларе и должен с ней познакомиться.

— Но я считал, что это невозможно, — с сомнением заметил капитан.

— Более того, это совершенно исключено, если мсье останется таким, как сейчас. Но если он собирается спуститься на берег Порт-о-Пренса и двинуться в глубь страны, ему необходимо изменить внешность.

Кирк и Андре воззрились на Жака с нескрываемым изумлением, а тот невозмутимо продолжал:

— Здесь, в Порте, до сих пор осталось несколько белых мужчин. Это американские оружейники и другие ремесленники, обслуживающие армию. Обойтись без них Дессалин не может, тем не менее их едва терпят. А выйти за пределы города, если у тебя белая кожа, — просто самоубийство. Смерть настигнет несчастного, совершившего столь безрассудный поступок, на первой же миле пути.

— Так что же ты предлагаешь? — недоумевающе уставился на него Кирк.