Книга Научи меня ненавидеть, страница 48 – Ирина Шайлина

— У Аньки есть кто-нибудь?

— Был. Но она вернулась и похоже насовсем, видимо не сладилось. Рассчитывает вернуть Руслана. Я даже не знаю, получится ли. У него сейчас никого нет.

Есть, хотелось крикнуть мне. Я есть! Уже целых две ночи как! Но заявить об этом никак не выходило. Нет прав, никаких. Ни номера телефона, ни обещаний, ни слов. Только следы на теле, да косые мамины взгляды. В них немое неодобрение. Вот недовольна, но молчит. Интересно, что думает?

— Теть Таня сказала, что Антон вернулся.

Я кивнула. Как вернулся, так и отвернулся. Был и сплыл. И не думается о нем, не досуг. Я всегда бросаюсь в омут с головой. Никаких полумер. Поймала мужа с любовницей — скандал и развод. Решила влюбиться — мозги прочь.

Подумала и тут же испугалась. Ну какая любовь, ещё не хватало. Руслан — это не любовь. Это мозоль. Больная, надоевшая, и, похоже, неизлечимая.

Маринка помолчала. Мне казалось, что подыскивает слова. Так и оказалось.

— Тогда…когда мы покупали платье. Я промолчала, это не моё дело. Но, Свет, засосы на твоей груди связаны с возвращением мужа?

Не люблю вопросов вообще никаких. Особенно адресованных мне. И что вот прикажете делать? Юлить? А смысл? Отрицать? Рассказать про Руслана? Ха, так и представила. Нет, не в этой жизни. Поэтому я улыбнулась и глазами в пол уткнулась. Плечами пожала неопределенно. Пусть как хочет, так и трактует.

— Не хочу пока говорить об этом, прости.

— Все в порядке, — помолчала немножко, накрыла мою руку своей. Вроде как приободрила. — Все будет хорошо.

Я видела, что она именно этого и желает. Она счастлива и хочет, чтобы счастливы были все. Но так к сожалению не бывает. Всегда есть тот, кому хреново — это факт. А так же, неоспоримый факт то, что в 99 % случаев этот самый недовольный всем — это я.

Но не говорить же об этом Маринке. Она сейчас такая хрупкая, такая ранимая. Как никогда. И не сегодня, не сейчас. Завтра ответственный день, а Анька, которая по какому — то недоразумению на пару лет нас моложе, уже намекнула на мешки и возраст.

— Обязательно, — улыбнулась я, думая о том, что сама моя любимая, да что там, единственная подруга уплывает в свою личную, отдельную от меня жизнь, в которой наверняка не будет мне места. Вот и радостно за неё и эгоистично грустно. Себя любимую, никому не нужную жалко. — Непременно будет хорошо, даже не сомневаюсь.

Заскрежетал ключ в замке, вернулся Сергей. Я бросила взгляд на часы — даже раньше обещанного. Любовь — морковь и все дела. И снова стало немножко грустно и сразу почувствовала себя лишней в этой квартире, полной воздушных шаров, пушистым свадебным платьем, торжественно занимающим чуть не пол комнаты.

— Привет, — поздоровался Сергей. — Спасибо, что побыла с Маринкой до моего возвращения.

— Я же не младенец, передавать меня из рук в руки! — притворно рассердилась Маринка. — И пылинки с меня сдувать не надо!

Хотя весь её вид говорил об одном — надо. И сдувать, и в попку дуть, и пяточки целовать. И я не осуждала её. Я ей завидовала.

— До завтра, — я застегнулась на все пуговицы, памятуя о зябких весенних ночах. — Завтра радостный, но очень тяжёлый день.

— Я люблю тебя, — шепнула Маринка, прижавшись ко мне на прощание. — Очень.

Я улыбнулась, прогнала непрошенные слёзы и вышла из квартиры. Спустилась по лестнице, мои шаги гулко отдавались эхом. Тишина, только из-за одной из дверей визгливый дай мелкой собачки. На улице зябко, чуть сыро. Город цвет и благоухал. Тем самым сумасшедшим утром, в котором я проснулась в объятиях Руслана, утро, которое было шестнадцать часов назад, а кажется, словно вечность, город расцвёл. Гордо, неудержимо. Ещё одна ночь, короткая, весенняя и я отдам Маринку замуж. И в который раз останусь одна.

Я посмотрела на телефон. Руслан не звонил, да и не мог он звонить, секс, не повод для того, чтобы обменяться телефонными номерами. Надо идти домой.

— Надо идти домой, — сказала я в слух. — Точно. Надо.

Повернулась, посмотрела на светящиеся Маринкины окна. Они даже светились по особому — счастливо. Не так, как все остальные. Подумала, что здесь до Руслана дома рукой подать. Вот немножко. И почти по пути, а папина "Волга" все равно не завелась. Пыталась отговорить себя, недолго, пару минут. И пошла, широко шагая, обхватив руками предплечья, словно замерзла и согреться пыталась.

Дошла, почти добежала, за десяток минут. И остановилась, полная сомнений. Схлынула эйфория. Вот вчера было не страшно, а сегодня страшно. Голова что ли включилась? Как же не вовремя, отчего именно этой ночью, когда одиноко втройне. Окна Руслана были темными. Видимо в отличие от Сергея он домой не спешил. Вспомнилась не к месту Анька, что спешила на свидание. К дому подъехала машина, из приоткрытого окна доносилась музыка и пьяный женский смех. Я поежилась, стало неуютно и даже страшно. Вновь посмотрела наверх — ни проблеска.

— Иди домой, дура, — повторила я. — Имей хоть каплю самоуважения. Завтра день тяжёлый, Анька будет злорадствовать над твоими морщинами.

По стояла ещё минутку, пытаясь отговорить себя от приятного решения. Я же дура, подумаешь, раздвоение личности. Сначала уговаривала себя идти домой, теперь уговариваю этого не делать. Все нормально, это же я. Достала телефон, посмотрела в который раз на экран. Висит СМС от мамы. Знак, точно знак. Я повернулась и торопливо пошла прочь.

Душу затапливала горькая, вязкая тоска. Шагались шаги, послушно ложились под ноги, их монотонный стук не давал окончательно сойти с ума. Раз шаг, два шаг. Ещё несколько сотен, и покажется дом. Чужой и родной. Привычный и забытый.

— Иди домой, иди домой, — приговаривала я и продолжала шагать, глотая слёзы и непрошеную обиду.

Улицы таяли в темноте, уплывали прочь, растворялись в ночи перекрёстки. К тому моменту, что я добралась до своего убежища, меня разрывали напополам отчаяние и надежда. Причём я бы и сама не смогла бы сказать, на что надеюсь. Надеюсь просто, и все. Что однажды жизнь перестанет быть таким дерьмом, как сейчас.

В подъезде снова перегорела лампочка. Я шагала в темноте, интуитивно рассчитывая расстояние между ступенями, споткнулась и один раз упала, больно ушибив колено на той же самой горемычной ноге. Долго шарила, пытаясь обнаружить замочную скважину в сумеречном свете, который лился откуда-то с верхних этажей.

Дома пахло домом. Знакомый запах детства обрушивался на меня каждый раз, когда я отпирала двери. Темно, тепло, знакомо, до последней скрипучей половицы паркета. Я прошла в ванную, торопливо, чтобы не разбудить маму, приняла душ, наскоро вытерлась полотенцем, набросила халат.

— Света? — спросила мама из своей комнаты, когда я кралась на цыпочках.

Ну конечно, кто де ещё мог принимать душ в нашей квартире в полночь? Дух покойного, всеми любимого папы? Оригинальный грабитель, пытающийся утащить у нас раритетное пианино и вспотевший от его неподъемности? Разумеется, ничего этого я не сказала.