Онлайн книга «Звезды в твоих глазах»
|
– Это тебя, – шепчет она. Я смотрю через коридор на приоткрытую парадную дверь: – Это мама? Санни качает головой: – Иди. Все будет хорошо. Если понадобимся, знай, мы рядом. Я в страхе тащусь к двери и открываю ее. Лицо, которое взирает на меня, знакомо, хотя увидеть его я не ожидала: привлекательный кореец лет пятидесяти, с короткими волосами, седыми на висках и черными на затылке. – Дедушка Сэм? – удивленно тяну я, вконец сбитая с толку. – Зори, – говорит он, тщательно произнося звуки. Потом выстреливает череду непонятных предложений, судя по всему, решительных и твердых. – Ты же знаешь, я не понимаю по-корейски, – звучит мой ответ. Я могу сказать «привет» (аньен-хасее), «пожалуйста» (осо) плюс несколько отдельных слов, которыми мама пользуется, когда владелец «Пицца делайт» пытается завысить цену за дополнительные ингредиенты. Иногда могу понять, что говорят актеры в ее любимых корейских драмах, особенно когда мы смотрим несколько серий подряд, но не более того. Дедушка Сэм, со своей стороны, в основном понимает английский. Просто плохо на нем говорит. От него можно услышать «хорошо», «да» и «нет», но ничем другим голову он себе не забивает и по этой самой причине, общаясь со мной, предпочитает смайлики. В данный момент он поднимает голову и что-то шепчет, обращаясь к небу. Потом тяжело вздыхает и машет мне рукой, приглашая идти за ним. – Хорошо? – говорит он. – Хорошо, подожди. Я бегу обратно в дом, хватаю свои вещи, а когда Мак спрашивает меня, что происходит, отвечаю ей: – Понятия не имею. Они заверяют меня, что все будет хорошо, я выхожу на улицу, где меня ждет дедушка Сэм. Он молча ведет меня через тупик, нежно положив на спину руку. Все так же что-то говорит мне на корейском, но теперь уже выглядит не таким расстроенным. Пытается меня в чем-то убедить, но когда я вижу маму на заднем сиденье его сверкающего седана «ауди», у меня возникает ужасное предчувствие. – Что происходит? – спрашиваю я. Мама смотрит куда-то в сторону. Она что, избегает меня? А как же ее вчерашние обещания? Она сказала, что не бросит меня. Дедушка Сэм показывает на нашу входную дверь, что-то приказывает мне по-корейски и говорит: – Хорошо? – Нет, здесь не останусь, – в отчаянии говорю я. – Возьмите меня с собой. – Да, – отвечает он, в его голосе слышится раздражение. – Что значит это «да»? «Да» в том смысле, что я могу ехать с вами? Что «да»? Не успевает он выдать мне очередную сердитую тираду, входная дверь нашей квартиры распахивается и выпускает наружу поток бранных слов, которые я понимаю очень даже хорошо. Единственное, льются они изо рта моей миниатюрной корейской бабушки и от этого звучат еще хуже, главным образом представляя собой креативные словосочетания с участием животных. Эстер Мун никогда не ругается. И никогда не кричит, так что я тут же понимаю – мы на неизведанной территории. Она ведет с собой Андромеду на поводке и плавно переходит от злости до детского сюсюканья в адрес собаки, чтобы уговорить ту сойти с крыльца. Непонятно, кому из них труднее двигаться: старой хаски или же женщине на высоченных шпильках и в дизайнерской юбке, которая сидит на ней как влитая. Дедушка зовет ее, она поднимает голову: – Зори! Ну слава богу. Иди собери вещи и попрощайся с отцом, с этим засиженным мухами собачьим дерьмом. Как я уже говорила, в отличие от дедушки Сэма, она говорит по-английски просто прекрасно. – Что происходит, бабушка Эстер? – Вы с Джой какое-то время поживете у нас, – лучезарно заявляет она, почесывая Андромеде голову, когда собака пытается лизнуть ее юбку. Бабушка Эстер у нас корейская собачница. Собак у нее три, две породы французский терьер и одна – бостонский. Они с неизменным восторгом шествуют за ней по дому, будто свита. – Ах ты, моя лапочка, – воркует она с Андромедой, – ох и повеселишься ты с моими девочками. Моя голова принимается осмыслять происходящее. – Мы что, едем в Окленд? – Нет, летим в отпуск на Бали, – язвительно говорит она. – Ну конечно, в Окленд. Ты в порядке? Она оставляет собаку в покое, окидывает меня внимательным, оценивающим взглядом и разглаживает своими деликатными пальчиками мои локоны. – Не знаю, – искренне отвечаю я. – Ну ничего, все будет хорошо. Я приготовлю тебе курицу и рисовый суп. По правде сказать, в качестве движущего мотива это очень даже серьезно. Бабушка Эстер изумительно готовит. Причем делает это тоже на каблуках. Дедушка Сэм… о чем-то меня просит. О чем именно, я сказать не могу, потому что он слишком быстро говорит. Я перевожу взгляд с него на нее и обратно: – Что? Бабушка Эстер показывает дедушке язык. – Не обращай на него внимания. Ему не терпится вернуться домой, чтобы посмотреть свой футбол. Не торопись. Мы будем ждать в машине. Она сюсюкает с Андромедой, потом направляется к седану и мило добавляет, бросив через плечо: – А если твой отец, эта свинячья падаль, попытается уговорить тебя остаться, скажи, что мы обратимся в суд и оформим над тобой опекунство. О господи! Дедушка Сэм тихо про себя посмеивается, хлопает меня по спине и идет за ней к машине. Я остаюсь одна, хотя на самом деле мне этого совсем не хочется. Такое ощущение, что мне сейчас предстоит войти в проклятый дом, битком набитый вурдалаками, которые только и ждут, чтобы на меня наброситься. Набравшись решимости, переступаю порог нашей гостиной. Он здесь, глаза покраснели, взор затуманен. Выглядит так, будто ему только что сообщили о чьей-то смерти. Контуженный. Смертельно бледный. Неспособный что-либо понимать. Очаровательного, уверенного в себе Бриллиантового Дэна в этом доме больше нет. – Привет, – осторожно говорю я. – А, Зори, – говорит он и садится на наш диван. – Что происходит? Он трет лоб: – Хороший вопрос. Я и сам толком не знаю. Что тебе сказала Эстер? – Что я несколько дней поживу у них. – И все? – Да, больше ничего. Он кивает и кладет на колени руки, будто собираясь с мыслями. Потом натянуто мне улыбается: – В общем… мы с мамой, наверное, разведемся. Хотя точно это еще не решено. В подробности вдаваться не буду, впрочем, ты в любом случае не захочешь их слушать. Кое-что ты уже слышала этой ночью, так что не думаю, что это для тебя сюрприз… |