
Онлайн книга «Все загадки истории»
И Сенека, стараясь оставаться невозмутимым, начал: — «Сила цезаря — в его умении служить своему народу!» Нерон одобрительно кивал, и Сенека продолжал: — «И чтобы страшные ушедшие времена Тиберия — Калигулы — Клавдия никогда не повторились, цезарь обязан научиться уважать человека. Отныне и навечно: человек для человека должен стать святыней!» И тогда раздался вопль Амура. Амур упал на арену и в муках и судорогах катался по сверкающим опилкам. — Да! Да! — сочувственно сказал Нерон. — Все произошло при этих замечательных словах… Амур затих. — Мертв? — в ужасе прошептал Сенека. Нерон засмеялся: — Но Британик был тоже мертв!.. Я не пожалел царственного брата — зачем мне жалеть этого порочного раба?.. Ты все никак не можешь понять, учитель: мы всерьез играем Комедию жизни. — Я не хочу умирать!.. Я не хочу! — закричала Венера. — Да, да, вот так же кричала мама, глядя на мертвого Британика… Венера упала на колени, она обнимала ноги Нерона: — Я боюсь! Я не хочу! — Ну — точно! Вылитая мама! Как она испугалась, бедняжка, в тот день. Продолжай, Сенека… А мы займемся уборкой тел. И, оттолкнув Венеру, он поволок с арены во тьму легкое тельце Амура. И вновь бесстрастно читал Сенека: — «Луцилий! Чем дороже груз, которым владеет путешественник, тем более он заботится о спокойствии воли и благодарен Нептуну за это спокойствие. Так и философ: ему нужен мир в государстве, чтобы размышлять в покое, — и он благодарен тому, кто дарует этот мир… Вот отчего я так забочусь о силе цезаря и славлю его власть!» — Я не хочу! Я не хочу! — ползала по арене Венера. — «Ты пишешь, — продолжал невозмутимо Сенека, — что он истребляет свою семью? Зато в его правление не подвергается посягательствам жизнь и свобода частных граждан. Зато совершенно исчезли политические процессы… А вспомни страшные времена Тиберия — Калигулы — Клавдия!» — Как я люблю эту твою присказку, — улыбнулся Нерон. — «Ты спрашиваешь, Луцилий, справедливы ли слухи об убийстве Цезарем Британика? Надеюсь, что нет. Но даже если так? Каков выход? Принять сторону его матери, мечтавшей заменить Цезаря слабовольным, юродивым Британиком и властвовать самой? Но это означало бы вновь вернуть Рим в страшные времена Тиберия — Калигулы — Клавдия». — Но Тигеллин сказал… — начал Нерон и зашептал, указывая на Венеру. — Это все она! Мать! Мать натравила меня на Британика! Брат — ее жертва! И Сенека вновь увидел Нерона тогда, в анфиладах дворца. И услышал его отчаянный шепот: «А знаешь, зачем она это сделала? Чтобы Рим узнал и меня ненавидел! Но Тигеллин сказал: она плетет заговор. Тигеллин сказал: мать подошлет ко мне убийц!..» — И что ты мне на это ответил тогда, Сенека? — спросил Нерон. — Я боюсь! Боюсь! — кричала Венера. Сенека молчал. — Да… промолчал, опять промолчал, все прочитав в глазах волка… Бедная мама, ты помнишь, как это было. — Не надо! Я не хочу! Я боюсь! — визжала Венера. — Успокойся, шлюха, — усмехнулся Нерон. — Я не видел, как убивали маму… Мама! Я ее любил. Презирал, боялся — и любил!.. И когда ты молча согласился на ее убийство — вот тогда я до конца тебя возненавидел! Ах, Сенека, какая это была женщина! Сколько я совершил покушений на ее жизнь? И она все-все избежала! Интуиция! И как живуча! Ну — кошка! В тот день она навестила меня на вилле, и я посадил ее на корабль. Корабль должен был развалиться в открытом море. И развалился. Но мама выплыла… Вот тогда я послал к ней убийц. Помнишь — осень, мы с тобой сидим у нашего камелька. Ты, как всегда, беседуешь со мною о добродетели. А я жду известий о маме… Знаешь ли ты, что такое ждать убийства матери? — И Нерон опустился у ног Сенеки и шептал: — Не оставляй меня, учитель! Говори! О путях самосовершенствования! Ну! Как тогда! Говори!!! Сенека глухо начал: — Есть три пути самосовершенствования. Путь размышления — самый благородный… — Ах, как мудро! — Путь подражания — самый легкий… И путь опыта — самый трудный. — Да… Да. А я представлял: они уже отворяют двери в ее покои. …И центурион обнажил меч. Прекрасная женщина не защищалась. С достоинством обратилась она навстречу оружию: — Бей в чрево, которое его выносило. Движение руки с мечом — и последний вопль… — Не надо, — вопила на арене Венера. — Я боюсь! Нерон ползал у ног Венеры, обнимал ее ноги, шептал: — Мама… Бедное чрево… Я убил маму… Он повалил Венеру в сверкающие опилки, он осыпал ее поцелуями. — Мама… Тебя нет!.. Посмотри, какая у нее грудь, Сенека! Мама была Венера! А как она хотела царствовать! Она боялась моих баб. Она так хотела царствовать, что ложилась со мною в одни носилки! Она соблазняла меня! — Замолчи, Цезарь! — А ты опять не выдержал, — засмеялся Нерон. — Да, мама лежала мертвая, а я стоял над нею… и, хохоча и плача, обсуждал ее прелести… Но боги молчали. Почему они всегда молчат? Может, они… как и ты… молча одобряли? Ну, судья, брат Диоген последний, почему не ударила молния в нечестивца? — Ты — сказал?.. — ответил старик в бочке. — Не понял! — усмехнулся Нерон и с размаху, страшно ударил его бичом. — Не бей его, Цезарь. Он все объяснил, — сказал Сенека. — Он считает, что видимый мир — это всего лишь наше испытание… — Я не знаю, то ли он сказал. Но ты, Сенека, как всегда, промолчал… И мы учтем это, определяя твою плату, — усмехнулся Нерон. Из подземелья неслись негодующие крики. — Ты слышишь, Сенека? — взвизгнул Нерон. — Они пришли за мной! Весь город знает: я убил маму! Весь Рим на ногах! Крики из подземелья раздавались все громче, и Нерон бросился к центру арены. — Когорты окружают дом! Они приговорят меня к казни матереубийц: они посадят меня в мешок с собакой, змеей и обезьяной! И сбросят в Тибр! Я боюсь!.. А все Тигеллин. Это он натравил меня на маму! И ты это тоже хотел! Вы оба меня с ней ссорили! «Я боюсь!» — Нерон засмеялся. — Так я вопил тогда. Он взглянул вниз — сквозь решетку. Опустел пиршественный стол, пустые кубки валялись на мраморном полу. Люди кричали и били пустыми кубками по гулкому полу. — Ну конечно! Им забыли добавить жратву и питье. И они негодуют, — усмехнулся Нерон, обращаясь к Амуру. Амур бросился в темноту — исполнять приказание. |