Книга Все загадки истории, страница 70 – Эдвард Радзинский

Время работы для себя закончено. Наступило время для государства. Она возвращается в спальню.

Екатерина в белом широком капоте и в белом тюлевом чепце. Входит секретарь со множеством бумаг.

Определяется содержание дня. Выслушиваются важнейшие доклады.

Екатерина надевает очки.

— Вам еще не нужен сей снаряд? — спрашивает она с усмешкой секретаря. — А мы на долговременной службе отечеству притупили зрение…

В спальню входят сановники, обер-полицмейстер.

Екатерина подписывает бесконечные бумаги, когда появляется человек средних лет, приятный, спокойный, предупредительный.

Это Александр Алексеевич Вяземский. Он из новых, исполнительных бюрократов. Генералпрокурор. Душа ретроградной партии, ненавистник реформ и враг всякой иностранного влияния. Он таков, ибо этого хочет императрица, чтобы иметь противовес графу Панину, любителю реформ и стороннику иностранного влияния.

Екатерина любит равновесие.

Просмотрите план дня, Александр Алексеевич…

Часы на камине пробили двенадцать. В официальной уборной Екатерина завершает туалет. Она одета в простое широкое «молдавское» платье. Старый парикмахер Козлов заканчивает прическу императрицы. За ушами букли, волосы забраны кверху, чтобы открыть широкий лоб. И никаких драгоценностей. Сейчас Екатерина — правительница.

Втыкают последние шпильки в ее прическу. Одновременно она продолжает решать государственные дела. В уборной толпятся сановники.

Входит граф Панин.

— Уж не стряслось ли что-нибудь, Никита Иванович? Вы сегодня поднялись непривычно рано, — насмешливо говорит императрица.

— Пришло письмо, Ваше величество, от графа Алексея Григорьевича из Италии.

— Разбор иностранной почты назначен на два часа — не будем ломать наш распорядок.

Панин молча кланяется.

«На днях я шутила: угадывала, кто от чего помрет. Про Панина я сказала: «Этот помрет от одной из двух причин — коли ему надо будет или поспешить, или рано встать. И тем не менее сегодня он встал. Да, в чем-то сильно провинился его вечный враг Орлов… Он просто помирает от нетерпения нам рассказать… Ничего, потерпишь, голубчик!»

Часы на камине пробили час — дама и кавалер танцуют свой менуэт.

Время обеда. Обедает она «просто и скромно, в узком кругу».

За огромным роскошным столом собралось два десятка вельмож.

Среди них Панин, Вяземский, Голицын, Кирилла Разумовский.

Место справа от императрицы пустует. Это место фаворита. Нынешний фаворит Потемкин — в Москве.

«Раньше за этим столом сидели блестящие люди, теперь — исполнительные. Только, пожалуй, граф Панин сохраняет детскую страсть высказывать собственное мнение. Вещь полезная для державы в дни трудностей и излишняя в дни благоденствия. И нынче я держу его только для одного — участия в придворных интригах. Ибо пока они борются и ненавидят друг друга, я сильна… Итак, он готовит что-то против Орлова. А мы покажем, как ценим графа, — и тем немного раззадорим его. Эти блестящие люди так легко становятся детьми, когда воюют друг с другом…»

За столом идет беседа о государственных делах.

— Я отписала в письме к графу Орлову, — говорит Екатерина, — кто и как, по нашему суждению, воспринимает наш мир с турками. Англичане рады, конечно, они наши союзники. Ну, а прочие разные виды имеют…

Французы в большом прискорбии — яд, ими испускаемый, действия не дал. Да и Фридриху прусскому не удастся более прибирать чужих земель как было, пока мы с турками воевали… И теперь я с нетерпением жду ответного послания графа. Я так ценю его меткие суждения… — Все это она говорит, поглядывая на Панина. — Кстати, Никита Иванович, вы, кажется, сказали…

— Именно так, Ваше величество. Мы получили важное письмо от графа, — с непроницаемым лицом отвечает Панин. — И сегодня я буду иметь честь доложить вам о том…

На часах — два часа дня.

В рабочем кабинете императрицы — граф Панин, князь Вяземский.

Князь Вяземский, как всегда, молчит. Разговаривают Екатерина и Панин.

Теперь с двух до четырех она будет разбирать дипломатическую почту: донесения русских дипломатов, секретных агентов, письма европейских государей. К четырем, когда заканчивается рабочий день, Екатерина будет трудиться уже десять часов.

Панин мягко кладет перед ней пакет.

— Письмо графа Орлова из Ливорно.

— Будьте добры, где мой снаряд?

Секретарь подает очки.

— Ну, и что же пишет граф? — надевая очки, со своей вечно ласковой улыбкой спрашивает она Панина.

— В начале письма граф обстоятельно рассказывает, как откликнулись европейские государи на наш мир с Турцией. И, надо сказать, совершенно повторяет справедливые высказывания Вашего величества, — без выражения произносит Панин.

— Мы с графом редко расходимся во мнениях, — улыбается Екатерина.

— Ну, а в дальнейшем…

Панин замолкает, потому что Екатерина начинает читать. Лицо ее багровеет, она вскакивает со стула и начинает быстро шагать по кабинету.

«Я называю вулкан Этну своим кузеном, ибо очень вспыльчива. Но я умею подавить это в себе. В эти минуты я никогда не подписываю никаких приказов. Я попросту хожу и грубо ругаюсь…»

Екатерина мечется по кабинету, залпом пьет воду из стакана.

— Ах, каналья… Ах, бестия… Грязная каналья!.. Нам нет покоя…

Только разделались с одним вором… Теперь нам создают другого Пугачева! И когда же это кончится?!

— Государыня, — мягко начинает Панин. — В свое время я докладывал о предложении сената рагузского выслать самозванку. Но вы в милосердии своем просили не замечать эту побродяжку, хотя я был тогда иного мнения.

— Тогда мы могли и не заметить эту авантюреру… — Екатерина уже взяла себя в руки и говорит как обычно, доброжелательно и спокойно. — Тогда о побродяжке писали только иностранные газеты, которых, слава Богу, у нас в России не получают. Разве что в Коллегии иностранных дел. Но теперь эта каналья, всклепавшая на себя чужое имя, дерзнула обращаться к российскому флоту. Я не хочу, чтобы, к радости врагов наших, у нас за границей объявился новый Пугачев!

— И вот здесь, Ваше величество, — Панин торжествующе помедлил, — мне кажутся особенно сомнительными меры, которые по сему поводу предлагает граф Алексей Григорьевич. Особенно тревожит меня план графа войти в сношение с авантюрерой.

Екатерина разгуливает по кабинету.

«Ах, мои «блестящие люди»! Как же вы все ненавидите друг друга! Если бы я вас слушала, я должна была бы казнить каждого из вас… И все ж таки в точку попал на этот раз — сама тревожусь!.. Видать, не выдержало ретивое у Алексея Григорьевича. Да, он всегда имеет две тетивы на одном луке!»