Книга Невольный обман, страница 40 – Барбара Картленд

— Я собиралась… рассказать тебе! Клянусь… я хотела это сделать… но… не успела.

— Это неважно, — равнодушно перебил ее Алексис.

— Не…важно?

Теола уставилась на него, словно сомневаясь, правильно ли она расслышала.

— Конечно, неважно, — ответил он. — Собственно говоря, когда твой дядя рассказал мне о том, что произошло много лет назад, я ему ответил: «Как жаль, что мистера Ричарда Уоринга уже нет в живых. Я бы попросил его помочь мне основать в Кавонии университет!»

— Тебе все равно… что он из простых людей… н голубой крови?

Алексис улыбнулся ей.

— Разве я могу испытывать к твоему отцу другие чувства, кроме восхищения и уважения?

У Теолы вырвался вздох, шедший из самой глубины души, а Алексис продолжал:

— Герцог был слишком ошеломлен, чтобы ответить, и я воспользовался этим моментом и обратился к твоей кузине: «Как я понимаю, леди Кэтрин, вы уже не намерены выходить замуж за короля Фердинанда?»

«Король без трона, — ответила она, — а в данный момент и без места едва ли может считаться выгодной партией».

«Да, конечно», — согласился я.

«Поэтому я возвращаюсь в Англию, — продолжала она, — но хотела бы увезти с собой тиару, которая принадлежит моей матери, и одежду, которая составляла мое приданое».

«Вашу просьбу очень легко исполнить, леди Кэтрин», — ответил я.

Я кивнул одному из адъютантов, и он принес тиару в бархатной шкатулке, благополучно хранившуюся в спальне королевы.

«Я рада получить ее обратно!»— воскликнула Кэтрин.

— Уверена, она ожидала, что тиару украдут, — вставила Теола.

— В Кавонии ничего не крадут! Кроме сердец!

— Ты украл мое сердце, — прошептала Теола.

Он посмотрел ей в глаза, и Теола, сделав над собой усилие, попросила:

— Расскажи мне остальное.

— Потом я начал торговаться с герцогом.

— Торговаться? — изумленно воскликнула Теола.

— Насчет твоей одежды, моя драгоценная. Я обожаю тебя такой, какая ты сейчас, но у меня такое ощущение, что тебе будет несколько неловко появляться на людях в таком наряде.

Произнося эти слова, он стянул халатик с ее белого плечика и поцеловал его.

— Но что ты имел в виду, когда сказал, что торговался с дядей Септимусом?

— Я указал герцогу и, разумеется, твоей кузине на то, что приданое привезли, чтобы носить его в Кавонии. «Когда леди Кэтрин вернется в Англию, — сказал я, — она может выбрать мужа среди принцев Швеции, Норвегии, Дании или даже Пруссии. В этом случае те платья, которые она привезла сюда, окажутся слишком легкими, чтобы носить их в столь холодном климате». — «Что вы предлагаете?»— спросил герцог. И я назвал ему сумму в наличных.

— Как ты мог? — воскликнула Теола.

— Никиас уже рассказал мне, что твой дядя — человек бережливый до скупости, — ответил Алексис. — У меня было такое чувство, что теперь, когда брак с королем не состоялся, он жалеет о потраченных на приданое дочери средствах.

— И ты… купил его… для меня? — спросила Теола почти бессвязно.

— Думаю, твой дядя остался очень доволен той сделкой, которую мы заключили.

— Но что сказала Кэтрин?

— Она сказала, что настаивает на возможности взять с собой на корабль достаточно одежды на дорогу до Марселя.

— И ты согласился?

— Конечно! — ответил Алексис. — Я послал за Магарой и сказал, что ей следует уложить.

— На это ушло много времени?

— Не много. Как только сундук был готов, его поместили в карету герцога, и они помчались к Кевии так быстро, как только могли.

У Теолы вырвался вздох облегчения.

— Мне неудобно… что ты потратил на меня столько денег, — огорченно произнесла Теола. — Я ведь знаю, как дорого стоило приданое Кэтрин.

— Если тебе от этого станет легче, — сказал Алексис, — мне сообщили, что во дворец уже приходил торговец предметами искусства в надежде купить портреты предков Габсбургов и продать их в Вене.

— О, я так рада, что ты избавишься от них! — воскликнула Теола.

— Я тоже, — согласился Алексис. — Никогда больше не желаю видеть их самодовольные физиономии!

— Интересно, какие платья упаковала Магара для Кэтрин? — пробормотала Теола.

Она надеялась, что ее свадебное платье не уехало с кузиной. Ей хотелось всю жизнь хранить его как сокровище.

— Открою тебе маленькую тайну, — сказал Алексис. — Я разговаривал с Магарой по-кавонийски, и, естественно, ни твой дядя, ни его дочь, которая в один прекрасный день надеялась стать королевой нашей страны, не поняли, какое я отдал распоряжение.

— И какое же?

— Я велел Магаре упаковать всю ту одежду, которую ты привезла в Кавонию для себя, — только ее и ничего больше!

Теола тихо ахнула и с недоверием посмотрела на мужа.

— Мои платья? Ты отдал Кэтрин… эти платья? Ох, Алексис, как ты мог?

— Она ведь всегда сможет надеть к ним тиару! — серьезно ответил он, но глаза его насмешливо блестели.

Внезапно до Теолы дошла смешная сторона положения.

Она представила себе ярость Кэтрин, когда та после отплытия откроет сундук на корабле и обнаружит в нем уродливое коричневое шерстяное, серое батистовое и дешевое дорожное платья, которые тетка нарочно выбрала для Теолы, чтобы она выглядела как можно менее привлекательной.

Алексис рассмеялся, и она засмеялась вместе с ним. Казалось, звуки этого смеха смешиваются с солнечными лучами, льющимися в окна комнаты.

Он крепко прижал ее к себе и сказал;

— Ты знаешь, моя прекрасная женушка, я ведь никогда раньше не слышал твоего смеха. Ты должна смеяться почаще.

— Это было нехорошо с моей стороны, но я не смогла удержаться!

— Кавонийцы часто смеются, когда они счастливы, и любят шутки. Это, дорогая девушка моей мечты, типично кавонийская шутка.

— Так забавно! — воскликнула Теола. — Ох, Алексис, они и правда уехали?

— Правда уехали! — подтвердил он. — А теперь расскажи мне, как тебе не стыдно не доверять мне. Как ты могла хоть на секунду вообразить, что я соглашусь тебя потерять или позволю тебе уехать теперь, когда ты стала моей женой?

— Прости меня… пожалуйста, прости, — прошептала Теола.

— Я прощу тебя, только если ты пообещаешь, что никогда больше не поступишь так глупо и скверно.

Алексис говорил сурово, и щеки Теолы залились краской.

— Мне очень… жаль, и я… обещаю.

— К счастью, у старого Диноса достаточно здравого смысла, — сказал Алексис, — и тебе было бы очень трудно, моя милая, застрелиться из незаряженного пистолета!