Книга Выход А, страница 74 – Евгения Батурина

– Она еще не совсем готова. Зато основана на реальных событиях.

Песня оказалась про Новый год. На английском языке. Я не все слова разобрала, но в сюжете была задействована взорвавшаяся бутылка, подброшенный к дверям младенец, нашествие кенгуру, остановившиеся часы на главной площади и писатель, который все это записывает, пока не умирает. «New Year Ain’t Gonna Be Happy» ^[8] – припев Илюха повторил несколько раз, для убедительности, наверное.

Потом взглянул на нас выжидающе из-под челки: «Ну как?»

– Мрак, – сказал Гоша внезапно осипшим голосом.

А, нет, это Исаич проснулся.

А Гоша сказал:

– Интересно. Немного похоже на Interpol по стилю.

Я потрясенно молчала и думала о том, почему проснулся только попугай. Какой же здоровый сон у остальных обитателей нашего дома!

– Мне понравилось, – решила я. – Впечатляет. А писателю обязательно умирать?

– Да, иначе его никто не оценит, – постановил Илюха. – Живых у нас не любят. Скажи лучше (это он уже Гоше), есть здесь с чем работать или так, фигня?

И они завели узкоспециальный разговор, из которого я поняла только одно: Гоша умеет критиковать, не обижая и даже воодушевляя. С кем еще, кроме «Интерпола», он сравнил Илюхино творчество, не помню – с какими-то группами из четырех и более слов в названии, – но Илюха выглядел довольным. Беседу они вели почему-то шепотом – как будто только что ангел смерти не возвещал на весь район о том, каким плохим будет новый год.

Так как живой писатель этим двоим явно не был нужен, я пошла на кухню делать бутерброды. А час спустя и вовсе решила испечь печенье.

Да, в три часа ночи. Да, впервые в жизни. Да, со степенью подготовки «мишленовский шеф макарон и пельменей». Но чем мне еще было заниматься, если квартира спала, а два меломана азартно перебрасывались фразами вроде «Конечно, Dire Straits не идет ни в какое сравнение с Brothers in Arms, но его почему-то все любят»! К тому же мама, обживаясь в Нехорошей квартире, натащила в нее всякой кулинарной всячины – на полках я обнаружила несколько видов ванильного сахара, пару пузырьков ванильной эссенции и одинокую палочку ванили. И это только на букву В.

В общем, я полезла в интернет, нашла рецепт и испекла кексы. Нежные, золотистые, ровненькие и ненормально вкусные. Ненормально – для человека, который раньше ничего не пек.

Кексы моментально «ушли», ради этого Илюха и Гоша даже прервали свой интереснейший диалог.

– Ты же говорила, что не умеешь готовить? – уточнил Гоша и быстро положил себе на тарелку два запасных кекса, пока вечно голодный подросток не смел их все.

Илюха промычал что-то одобрительное, а в кухне появились мама, Владимир Леонидович и Горан, которых не разбудил наш концерт, но поднял с постели аромат кексов.

Я за двадцать минут испекла новую партию, и она вышла не хуже первой. Если сейчас проснется Кузя и все «Поддоны», придется снова лезть в духовку.

– Это же я тебя научила? – спросила мама, отламывая от кекса по кусочку.

– Нет, – возразила я. – Рецепты по ГОСТу из интернета. Кекс «Столичный» с изюмом. А твое обучение всегда выглядело так: ты просишь меня нарезать огурец, я соглашаюсь, поворачиваюсь – огурец уже нарезан.

– Какая я мудрая, – похвалила себя мама. – Видишь, ты и сама всему научилась, когда время пришло и мотивация появилась (она хитро кивнула на Гошу). Только это не «Столичный» и не по ГОСТу, тот должен быть плотнее.

– Ничего не знаю, делала все четко по инструкции. Даже двести сорок граммов муки отмеряла, – и я кивнула на запыленный мукой мерный стакан с делениями.

Мама засмеялась:

– Все понятно. Двести сорок граммов муки нужно взвешивать на весах, а не по стакану ориентироваться. Ты положила меньше муки. Но! – Она подняла руки, будто сдаваясь. – Так даже лучше. Потрясающие кексы! Позвони Жозефине, расскажи, она будет смеяться.

– Обязательно, – сказала я. – В пять-то утра. «Привет, сестра Ж., угадай, что я сделала со стаканом!»

– Но ведь действительно событие. Кексы восхитительные, – вступился за маму Владимир Леонидович. – Вот Илья ненавидит изюм, а слопал пять штук.

Илюха вытаращил глаза и перестал жевать. Потом решил, видимо, что поздно отстаивать гражданскую позицию, и взял себе еще кекс, приказав мне:

– В следующий раз пеки с шоколадом!

Гоша и Горан в препирательствах не участвовали, негромко вели между собой разговор на трех языках. Но кексы им тоже нравились, и было хорошо.

Хорошо было весь январь.

Я пекла. Кексы, печенье, пряники, рогалики, конвертики. На торты пока не замахивалась, с живыми дрожжами боялась не договориться, а в домашнюю пиццу не верила как класс, но вообще пекла, и у меня получалось. Сестра Ж., заглянув однажды на огонек (и лимонные колобки), похвалила: «Их даже без кофе можно запросто есть! Но кофе ты мне все-таки дай». И начала зевать.

– Что, опять не выспалась? – спросила я.

– Угу, – она подперла рукой щеку, чтобы не упасть лицом в колобки. – Какое-то безумие после Нового года. Рассказывай, что у тебя! С Гошей, например.

Я рассказывать не стала, потому что, когда все хорошо, с трудом подбираю слова. Вот пожаловаться – другое дело, тут я становлюсь красноречивой. Жозефина не настаивала: видно, не было сил.

– Слушай, я все поняла! – Я поставила на стол чашку с кофе, разбудив сестру Ж., – она вздрогнула. – Знаю, что хочу в подарок на тридцать лет. Ты все спрашивала.

– Ну? – вяло уточнила она.

– Книгу твоих рецептов. А то я дальше выпечки пока не заходила. Скоро мы тут все превратимся в колобков. Расскажи, как готовить, не знаю, долму! И все эти великие салаты без майонеза. И рыбный пирог! Фирменный.

– Рыбный пирог – тоже выпечка, – зевнула Жозефина. – Но ладно, поняла. Пока мысль о любом трудозатратном проекте приводит меня в ужас, но я высплюсь и обдумаю. Будет тебе подарок на великий юбилей, авось время еще есть.

Кстати о юбилее. За день до него, 19 февраля, должно было произойти куда более грандиозное событие. Мама выходила замуж за Владимира Леонидовича. В Белогорске!

– Извини, – сокрушалась мама. – Нам эту дату назначили в загсе.

– Да ерунда, – отмахнулась я, хотя немножко все-таки обиделась. – Но зачем тебе свадьба в Белогорске?

– Затем, – буркнула мама. – Мне пятьдесят лет, имею право.

И я поняла. Затем, чтобы гордо выйти из обшарпанного подъезда в красивом платье и под руку с женихом проследовать мимо восседающих на лавке и вершащих несправедливый суд белогорских сплетниц. То есть немножко ради бабушки – вот зачем.