Книга Их женщина, страница 60 – Елена Сокол

— Мама… — Устало выдыхаю я. Наклоняюсь, хватаю ее подмышки и волоку прочь из этой помойки.

Она продолжает стенать и сыпать проклятиями. Затихает уже на полдороги от трейлерного парка, на заднем сидении, зажевав собственный кулак и громко шмыгая носом. Мне некуда ее везти, кроме собственного дома, что я и делаю. Небольшой одноэтажный особнячок, который я прикупил в прошлом году, встречает меня громким храпом жены. Она все еще спит — пила и материлась почти до утра. Немудрено — вымоталась, бедная.

Оставляю Софи с матерью на кухне, вызываю по телефону одного из своих людей, чтобы присмотрел за ними пару часов. Мне обязательно нужно смотаться в клуб, дать наставления своим служащим по поводу грядущего приезда важных гостей из соседнего штата. Пришла пора выйти на новый уровень: я хочу, чтобы все поставки оружия в нашем регионе теперь шли через меня. И у меня, кажется, есть все козыри для будущих переговоров.

Когда Питти тяжелой походкой бывшего борца входит в дом, Мэгги уже просыпается и начинает сокрушаться по поводу того, что я притащил к нам свекровь. Велю ей заткнуться и обещаю, что это ненадолго. Она еще не знает, что и она в моей жизни долго не задержится, поэтому верит. Недовольно, но все же захлопывает свою варежку и уходит в спальню.

Я спешу в клуб той же дорогой, что и всегда.

Но сегодня очень отчетливо вспоминаю все детали той ночи. Стоящий на обочине джип, неподвижное тело Бобби в грязной луже, искаженное яростью лицо лучшего друга и его же окровавленные руки. И, несмотря на тупую боль, которую несут эти картинки из памяти, в груди рождается теперь что-то светлое. Оно греет. Дает надежду на будущее. Это Элли. Она вернулась, и в моей жизни снова стало светлее и теплее.

И это не просто ностальгия по нашей юности. По тому мальчишке, которым я был. По моим мечтам и так и не сбывшимся надеждам. Это всколыхнувшееся внутри чувство, возродившееся из пепла, как птица феникс. Оно будто разом снимает всю ту тяжесть, что я носил в себе много лет. Да, эта женщина не стала моей, но, как бы я не старался отмахнуться от мыслей о ней, она все еще рядом.

Зовет и манит меня. Как единственное спасение от мрачной действительности. Чистое, искреннее, родное. То, на что когда-то было способно мое сердце. То, о чем я так и не смог забыть, как ни старался.

Черт возьми, а ведь любовь не умирает.

Она жива даже спустя годы боли и испытаний, даже сквозь прошедшие через тебя десятки чужих лиц и рук. Она жива, даже если ты про нее уже давно забыл. Возвращается нечаянно, когда совсем не ждешь, и обязательно напоминает о себе. Острым уколом в сердце, останавливающим дыхание. Горячим трепетом в груди и разливающейся по телу невесомостью. Бабочками в животе и глупой улыбкой на дрожащих губах. Настоящая любовь не умирает. Никогда. Ее просто нельзя убить. Это невозможно.

— Все нормально? — Спрашиваю я, легкой походкой входя в помещение клуба.

Лица у всех ребят какие-то бледные и напряженные. И тут замечаю, что мы не одни. У нас гости.

— Я ждал тебя, МакКиннон. — Раздается противный голос.

Из темной части зала ко мне выходит Чарли Андерсон. Вальяжный, наглый, самодовольный. Пузо свисает над ремнем, жирные пальцы покоятся на пушке, вдетой в кобуру, на лице сияет гаденькая ухмылочка.

— А, это вы, офицер. А где же папенька? — Смеюсь.

Все мои люди замерли по стойке смирно. Оглядываюсь: копов тут, оказывается, тоже не мало. Значит, он пожаловал не один. И не просто так. На глаза попадаются раскрытые настежь дверцы шкафов, раскуроченная барная стойка, разбросанные повсюду документы.

— Ты как раз вовремя, Джимми. — Улыбается Чарли. Берет со стола бумажку и сует мне под нос. — Ордер на обыск. Не против, если мы тут немного похозяйничаем?

— О, да ты подсуетился, — морщусь я, вглядываясь в буквы. — Бумажки какие-то притащил.

— А что в пакете? — Интересуется он.

И меня обдает холодной волной. Черт, черт, черт. В пакете, прижатом к груди, у меня мет из трейлера мамы. Больше сотни аккуратных маленьких пакетиков с наркотиком, уложенных друг на друга.

— Личные вещи, — громко сглатываю.

Пакет противно хрустит в моих руках.

— Позволишь? — Чарли тянет руку.

— С чего бы? — Уворачиваюсь я. — Я вообще сомневаюсь, что все, что тут творится, хоть сколько-то законно. — Делаю шаг назад. — Или как это у вас называется, а? Вломиться в приличное заведение, в частную собственность, размахивать перед моим лицом какой-то бумагой? Да подотри ею лучше свой зад!

— Дай сюда! — Резким движением он выхватывает пакет.

— Эй! — Порываюсь я, но один из служивых встает между нами.

— Заглянем? Что там у тебя, МакКиннон? — Смеется Чарли, заметив мое волнение. — Пирожки для бабушки или…

— Опаньки, — говорит один из копов. Кажется, сержант.

Я оборачиваюсь на звук. Он держит на весу кольт сорок пятого калибра.

— Эй, это не моё! — Взвываю я. Поворачиваюсь к Чарли. — Это игра не по правилам, жирдяй. Ты подбросил его сюда!

— Ну, не знаю. — Ухмыляется он. — Кажется, все только что видели, что оружие нашли в стенной нише, так? А ведь мы еще не были в твоем личном кабинете, Джимми.

Чарли небрежно раскрывает пакет, и я не жду его реакции. Бросаюсь к двери прежде, чем кто-то из легавых схватится за пушку.

Хлопок, звон разбитого стекла, крики. Орет кто-то из моих ребят, слышится возня и топот, а я, не помня себя, лечу вниз, перепрыгивая через несколько ступеней сразу.

— Стой! — В спину.

Что-то горячее свистит возле уха. Щекотно. Дыхание сбивается, воздух становится почти ледяным, прошивает легкие насквозь. Натыкаюсь на какого-то молодого парня в форме, сбиваю его с ног, падаю, встаю и бегу дальше. Вырываюсь на улицу, жмурюсь от света и мчусь к машине. Городской шум разрывают новые хлопки и суматошные крики.

— Стоять!

Что-то больно жалит меня в живот, но я продолжаю двигаться. Прыгаю в тачку, судорожно завожу двигатель и давлю на газ. Машина виляет, вслед ей бахают выстрелы. Мои мозги отключаются. Клуб остается позади. Пытаюсь сообразить, куда ехать, что делать дальше, но ничего не могу придумать. Теряю силы. Что-то происходит, но не понимаю, что.

Всё выясняется, когда я опускаю ладонь вниз и прижимаю ее к области ниже ребер. Резкая боль буквально ослепляет, заставляя выпустить на мгновение руль. Перед глазами мелькают улицы, дома, машины и лицо дочери. О ней я думаю, когда автомобиль врезается во что-то темное, и моя голова ударяется о какую-то твердь. Сознание разлетается на тысячи искр.

Бам!

Пытаюсь вдохнуть. Больно. Смотрю на ладонь — она вся в крови. Одежда тоже. Слышатся сирены. Они словно повсюду. Я выползаю из-за руля, вкладывая в каждое движение последние силы. Шатаясь, бегу вдоль улицы. Осматриваюсь. Хватаюсь за стены, и на них остаются кровавые отпечатки. Держась за живот, на полусогнутых сворачиваю за угол. Люди. Много людей. В толпе никто не обращает внимания на полуживого человека, плетущегося, куда глаза глядят.