Книга Жена по контракту, страница 2 – Лина Манило

Прислушалась и окончательно убедилась: не померещилось.

Свернула ещё слегка левее, пролезла под выгнутым дугой стволом старого дерева и буквально через пару минут оказалась на круглой поляне, поросшей низкой травой. Казалось, здесь ни разу не ступала нога человека, а воздух, напоённый сладостной свежестью, наполнял лёгкие, очищая их и прочищая разум.

Звук совсем близко и я постаралась сфокусировать взгляд, но вышло далеко не сразу. Перед глазами бесновались алые черти, но я старалась. Кому-то совсем близко было явно хуже, чем мне, значит, надо взять себя в руки.

На поляне увидела… собаку. По всему видно, домашний. Что делает здесь? Почему скулит? Миллионы вопросов без единого ответа.

— Малыш, что с тобой?

Я подошла к псу, что скулил под упавшей причудливо изогнутой большой корягой, и присела рядом. Довольно крупный, с бесконечно печальными глазами чёрный пёс с рыжими подпалинами лежал на животе и лизал левую лапу шершавым языком. А лапу, между прочим, зажало и конкретно.

— Как тебя угораздило, милый? Больно, да?

Пёс будто понял каждое слово и в ответ тяжело вздохнул. Но больше не скулил, пытаясь быть сильным перед незнакомкой. Гордец какой, а ещё красавец: широкая грудная клетка, покрытая блестящей тёмной короткой шерстью, узкая длинная морда с влажным чёрным носом и бесконечно умными, мудрыми даже глазами.

Пёс тяжело вздохнул и положил голову на лапы, будто отчаялся, перестал бороться. От жалости моё сердце сжалось до боли. Я была благодарна несчастному животному — благодаря ему уже не помнила о своих проблемах, и не мерещились за спиной пугающие до обморока шаги.

Тем временем я присела возле пса и протянула руку. Он встрепенулся, пошевелил острыми ушами, попытался встать, но зажатая корягой лапа не давала. Снова заскулил, и показалось, что слёзы выступили, задрожали на веках.

— Нет-нет, милый, не бойся. Ты же такой храбрый, всё будет хорошо, — приговаривала я, но руку не убирала. Пёс уткнулся в раскрытую ладонь носом, вдохнул мой запах и слабо лизнул. Принял. — Умница. Ведь умница же! Сейчас, подожди, я постараюсь тебе помочь.

Никогда мне не приходилось высвобождать животных из беды, но сейчас почувствовала: не смогу его бросить. Что-то было в нём такое, что не давало отступиться.

Мы ведь похожи с ним: оба несчастные и потерянные, загнанные в угол обстоятельствами. А вдвоём всегда проще.

Провела ладонью по тёплой шерсти между ушей, потрепала по загривку, пытаясь то ли успокоить, то ли успокоиться. Не знаю, кому эти прикосновения были нужнее — псу или мне, да и неважно.

Сама я тем временем осматривала место трагедии, чтобы понять, как помочь бедняге.

Почему-то упорно казалось, что это мальчик. Даже не знаю, почему, но иначе думать отказывалась. Странные мысли.

— Как ты вообще здесь оказался, а? Потерялся? Ты же домашний, ошейник вон, я же вижу. Подожди, подожди, сейчас.

Приговаривала, переместившись к злополучной коряге. Тяжёлая, зараза. Постаралась поднять её, пёс заскулил особенно жалобно — взвыл практически, но с первого раза у меня так ничего и не получилось.

Гадство!

— Так, милый, ты же умница, потому давай договоримся. Я сильная, но одна не справлюсь, мне нужна твоя помощь. — Я снова присела рядом с псом, гладила его по голове, заглядывала в глаза, и чувствовала каждой клеткой своего тела: он меня понимает. И сделает всё, что попрошу. — Потому, когда я всё-таки приподниму корягу, постарайся сбежать. Хорошо?

Пёс будто бы кивнул, облизал розовым шершавым языком мою руку и приготовился. Даже уши навострил в нетерпении.

Всё-таки животные и правда, намного лучше и умнее людей.

И снова не вышло. Пыталась поднять корягу раз, другой, но толку в этом было мало. Пот струился по спине, ладони саднило, а в голове что-то щёлкало.

Так и до инсульта недалеко. И ладно бы я, но тогда ведь некому будет помочь бедняге.

Снова и снова я смотрела в доверчивые глаза своего нового приятеля и понимала: нужно постараться. У меня выйдет, обязательно выйдет. Должна спасти пса, если со своей жизнью ничего поделать не могу. Может быть, где-то там, на небе мне это зачтётся.

А впрочем, наплевать.

Чёрт, снова это слово.

На-пле-вать. На всё и на всех. Кроме пса.

Снова схватилась двумя руками за корягу, напряглась, точно штангист на Олимпиаде, зажмурилась крепко-крепко и… всё-таки ведь получилось! Сама не поняла, как вышло, но заложник оказался на свободе, старательно зализывая лапу, и убегать не торопился. Она кровоточила и выглядела, в общем-то, плохо. Я ничего не знала о ветеринарном деле, но не нужно быть профессором, чтобы понять: пёс всё ещё в беде, пусть и обрёл свободу.

Что я могла сделать теперь? С собой у меня ни вещей, ни даже документов. Порвать на себе одежду и перевязать рану? Можно, конечно.

Только сил даже на это простое действие почти не осталось. Не жаль платья — жаль, что руки почти не слушаются.

— Как тебя зовут, милый? — спросила, присаживаясь на влажную траву.

Стоять уже не могла, потому плюхнулась прямо на зад, привалившись спиной к прохладному стволу. Спать, как же хочется спать. Вот сейчас посижу немножко и снова пойду. Нужно ведь дальше бежать, некогда рассиживаться и отдыхать.

Пёс не уходил. Лизал то лапу, то моё лицо, словно хотел, чтобы я очнулась и двигалась дальше. Будто понимал всё. “Не сдавайся”, — умоляли его округлые чуть выпуклые глаза, и я прижалась пылающим лбом к тёплому боку. Легче если и стало, то совсем немного.

Господи, почему так плохо-то?

Всё-таки смогла! Поднялась кое-как, посмотрела на ошейник, но буквы расплывались перед глазами. Тут же адрес написан, нужно же отвести раненое животное домой — к наверняка ждущим хозяевам.

— Ты как, малыш? — спросила, а пёс заскулил жалобно. — Вот мы с тобой несчастные оба, да?

Улыбнулась, хоть и ныла каждая мышца. Жилы скручивались в сотню узлов, меня выворачивало наизнанку, а боль пульсировала в каждой части тела.

Да что же со мной такое?

Пробиралась сквозь пелену перед глазами, будто в густом киселе плыла — липком и тошнотворном. Хваталась за остатки разума, собирала себя раз за разом воедино, старалась дышать размеренно и спокойно, отсчитывая лихорадочные удары сердца.

Просто, чтобы идти.

Неожиданно чей-то голос пробился, будто сквозь вату, но я не могла разобрать ни единого слова. Кажется, мужской, но точно не понять. Не в моём состоянии точно.

Вроде бы, кого-то звали. Меня? Возможно. Но я ведь не Лорд.

А кто я?

Не помню.

Провалилась в пустоту — спасительную и немую. Пустоту, в которой не чувствовала ни боли, ни горечи разочарования. Выпала из реальности, в которой никому не нужна. И так, наверное, только лучше.