Книга Вернись ради меня, страница 36 – Хэйди Перкс

– Не знаю. Семья к тому времени давно развалилась.

С этим я не могу поспорить.

– Должно быть, они думали, что защищают его, поступая правильно. Разве ты бы не защитила своих мальчиков? – спрашиваю я.

– Даже не начинай, – рычит Бонни. – Не смей сравнивать моих сыновей и Дэнни!

– Я не сравниваю, – тихо отзываюсь я. – Я просто спрашиваю, как бы ты поступила, если бы они совершили что-то страшное, когда уже ничего не поправишь. А, Бон? Помоги мне понять, – умоляю я, не дождавшись ответа.

– Если они кого-то убьют, я не стану их покрывать, – бросает сестра. Но как можно знать наверняка, не оказавшись в такой ситуации? Любая мать пойдет на все, чтобы защитить своего ребенка.

– Ты помнишь его альбом для рисования? – спрашиваю я, нарушая повисшую в воздухе тишину. – Куда Дэнни зарисовывал всех, кого видел?

– Смутно.

– Интересно, куда он мог деться?

– А что?

– Не знаю. Дэнни чувствовал людей. Его не интересовали деревья, пляж или море, но люди вызывали у него любопытство.

Никому не разрешалось заглядывать в его альбом – он так и ходил, зажав его под мышкой. Но однажды мы с Джилл забрались в домик на дереве через несколько минут после того, как оттуда спустился Дэнни, и по уголку, торчащему из-под подушек, я заметила случайно забытый им альбом.

Только когда Джилл ушла, я достала его и стала листать, ожидая увидеть там личные записи брата, которые поклялась себе не читать. Однако никаких записей не оказалось. Альбом был заполнен одними рисунками: персонажи из мультфильмов, карикатуры на людей с облачком из фраз возле рта. Рисунки были очень хороши. Действительно хороши. Я понимала, что не должна была смотреть без разрешения, но не смогла ничего с собой поделать, когда сразу узнала на рисунках наших общих знакомых.

– Как ты думаешь, Бонни, мне разрешат увидеться с ним? – спрашиваю я.

Бонни оборачивается и с ужасом смотрит на меня:

– Зачем тебе это вообще нужно?

– Я хочу поговорить с ним.

– Нет, ни за что! Не желаю, чтобы моя семья стала одной из тех, кого показывают в новостях в связи с преступлением! – заявляет она. – Я не хочу, чтобы люди решили, будто мы ему потворствовали. Не хочу, чтобы на меня показывали пальцем, потому что мой брат – убийца. Я не смогу с этим смириться, – произносит она, закрыв лицо руками. – Я просто… просто хочу, чтобы это закончилось. Ничего не могу с этим поделать.

Я встаю и притягиваю ее к себе, ощущая, как Бонни дрожит всем телом.

– Проблема никуда не денется, – говорю я мягко. – Нам придется это принять.

– Нет, правда, не надо, – говорит она, отстраняясь и глядя на меня. Ее лицо в мокрых дорожках от слез. – Мы не общались с Дэнни восемнадцать лет. Так что нет необходимости начинать сейчас.

– Все не так просто, Бонни.

– Почему? – спрашивает она.

– Потому что ты не подумала о том, чего хочу я.

– Ты уже сделала что хотела – поехала туда, куда не должна была. Больше никуда не вмешивайся. Пожалуйста, Стелла, я тебя умоляю, держись от этого подальше!

Но перед моими глазами – мой брат. Его длинные ноги свисают из домика на дереве, альбом с рисунками прижат к груди, как драгоценность. Что бы он ни натворил, я не верю, что это было в его намерениях.

– Я не хочу, чтобы ты в этом копалась, – слышу я, и мои мысли возвращаются к подброшенному письму с угрозой, которое перед отъездом я затолкала в карман пальто.

Бонни кажется мне испуганной, словно и она боится правды, которую я могу раскопать. Высвободившись из моих объятий, она подходит к кухонному столу, какое-то время стоит, упираясь в него расставленными руками, открывает посудомойку и со вздохом начинает доставать посуду.

Разумеется, она беспокоится о том, что будет с ней и мальчиками после признания Дэнни, убеждаю себя я.

– Бон, почему ты сказала, что думала, будто это ты виновата в нашем отъезде с острова? – невзначай спрашиваю я.

Бонни на мгновенье замирает, не донеся кружку до стола, однако в конце концов ставит ее на место.

– Мне однажды кое-что сказали, – говорит она. – Но это была ложь.

– Что?

– Не важно, – отрезает Бонни. – И я не услышала от тебя обещания, что ты бросишь в этом копаться. – Выпрямившись, она поворачивается ко мне: – Стелла?

– Хорошо, – обещаю я, не сомневаясь, что это невозможно. Мой брат сидит в тюрьме, и мне нужно знать, должен ли он там находиться, потому что в глубине души я не верю, что это справедливо.

Едва я сошла с крыльца дома Бонни, как мне позвонил детектив Харвуд с просьбой о личной встрече. Я соглашаюсь подъехать через два часа, и он называет мне адрес возле Борнмута. Это настолько близко от гавани, где я была сегодня утром, что я сожалею о том, что он не позвонил мне раньше, пока я не отправилась оттуда в Винчестер, потратив на дорогу сорок минут.

Как только я прихожу домой, я стягиваю с себя одежду и встаю под душ, пустив самую горячую воду, пока она не начинает обжигать меня. Мне необходима эта боль, чтобы сосредоточиться, – в моей голове беспорядок. Размышлять о брате и о том, какие шаги я могла бы предпринять, оказывается легче всего: стоит отвлечься, как мою голову заполняют невыносимые мысли о том, что все, во что я верила много лет, оказалось ложью.

Выйдя из ванной, я хватаю свой детский альбом и уношу его в спальню. С облегчением вытянувшись на собственной кровати, я открываю первую страницу. Мы с мамой начали этот альбом, когда мне было десять; его первая запись – вырезка из газеты о протестах островитян против строительства бутик-отеля  ^[5]. Я разглядываю снимок, где мы собрались все вместе, проявив солидарность; мама и Энни в первом ряду протестующих. «Энни Уэбб и Мария Харви возглавляют движение за сохранение острова в первозданном виде», – гласит заголовок. Помню, как я с гордостью вырезала статью и помещала ее в альбом.

Я перелистываю последнюю страницу, датированную третьим августа тысяча девятьсот девяносто третьего года. В моей памяти хорошо сохранился тот день. Было жарко, я разделась до купальника и стояла в саду под брызгами из распылителя для полива, когда мама вышла и закрутила кран.

– Нам нужно экономить воду. Давай во что-нибудь сыграем! – предложила она. – Может, в алфавит?

Это означало, что мы должны были по очереди называть то, что находится на острове, начинающееся с определенных букв. В то время мне нравилось приклеивать в альбом всякую всячину, которую мы находили, или же делать записи – например, о гусенице, замеченной на стволе дерева.