Книга Прежде чем иволга пропоет, страница 71 – Елена Михалкова

– Не дергайся и не кричи.

Приказ прозвучал негромко, почти интимно. Сознание раздвоилось: Кирилл был тем, кто стоял возле добычи, и одновременно ощущал холодное прикосновение лезвия к кадыку.

Сыщик не обманул его ожиданий. Ни вскрика, ни поворота головы. Как сидел, полуобернувшись к окну, так и замер. Только затылок слегка вдавил в кресло. Кирилл великодушно подумал: это простительно, рефлексы пальцем не раздавишь.

Зато Макар принюхался. Слабо раздулись ноздри – Кирилл постоянно наблюдал эту привычку и у своей подружки. Бывшей. Или даже лучше сказать – неудавшейся, во всех смыслах.

В Динке эта повадка умиляла его. А сейчас он на секунду испугался, что от него воняет какой-то дрянью.

– А, Кирилл… Если ты за деньгами, они в сумке. – Макар говорил спокойно, разве что чуть медленнее обычного.

Кирилл засмеялся и не ответил.

– Ага. – Илюшин произнес это «ага» так, будто и в самом деле что-то понял. – Тебе нужны не деньги. Что тогда?

«Мне нужен ты», – хотел сказать Кирилл, и это было бы чистой правдой. Но для правды время еще не пришло.

– Давай не будем забегать вперед, – легкомысленно посоветовал он. – Но о деньгах ты можешь не беспокоиться, честное слово!

– Тогда, может, объяснишь, о чем мне стоит беспокоиться?

Молодец, отметил про себя Кирилл, повторил дважды один и тот же вопрос, сформулировав его по-разному, прямо-таки подталкивая Кирилла к ответу.

Он ласково похлопал Илюшина. Жди, парень, жди.

Тот не удержался, с едва уловимой брезгливостью повел плечом. Кирилл почувствовал себя охотником в саванне, поставившим ногу на обездвиженного тигра; зверь еще рычит и дергается, но будет мертв десять минут спустя, когда фотограф отщелкает свою сотню снимков. Полосатую шкуру повесят над камином.

Впрочем, охоту на зверей ради развлечения Кирилл считал дикостью. Он подписал не одну петицию с требованием остановить варварство по отношению к животным.

Дверь открылась, и из ванной комнаты вышел Сергей Бабкин в футболке и спортивных штанах, на ходу вытирая лицо полотенцем.

– Я вот подумал насчет Беспаловой… – начал он и остановился.

Обстановку Сергей оценил так же быстро, как его друг.

– Он обкуренный?

Взгляд темных, почти черных глаз был устремлен на Кирилла. «Ты о чем?» – собирался спросить Кирилл, но прежде чем он открыл рот, раздался голос Илюшина:

– Нет, не похоже.

– Ну, слава богу. Не наркоман, значит. А я уж испугался!

Бабкин неторопливо опустил полотенце. Кирилл оценил мгновенно скрученный тугой жгут и про себя усмехнулся: все-таки приготовился, дружок!

– У меня к вам предложение, – весело объявил он. – Давайте поиграем! Правила такие…

– Где девушка? – перебил Илюшин.

Кирилл осекся. Девушка? Какая девушка?

А-а, Динка! Господи, что за чепуха волнует их в такой момент!

– Не отвлекайтесь, – попросил он.

– Она жива?

– Да жива она, жива! – с раздражением бросил Кирилл. Он прикинул, что уж минут десять-то плюшевая игрушка точно должна продержаться, пока из нее не вылезет весь синтепон и она не опадет дохлой шкуркой, так что его слова не были ложью.

Смешно, но, кажется, Макара это удовлетворило. Про девушку он больше не заговаривал.

– Игра, – второй раз со значением повторил Кирилл. – У нас с вами. На троих. Я вожу, вы ходите.

– А нож тебе зачем?

Кирилл ухмыльнулся.

– Это чтобы вам лучше слышать меня, дети мои!

– Убери нож, тогда поиграем, – предложил Сергей.

Кирилл поморщился. Тьфу, за дурака его держат, что ли…

Его огорчало, что они все время сбиваются с нужной тональности, фальшивят. До них как будто не доходила значительность момента. Плохо. Неправильно! Что еще хуже – каким-то образом это отношение передавалось и ему, точно зараза, хоть и не сваливающая с ног, но прилипчивая, как насморк.

Требовалось противоядие.

– Прежде чем начнем играть, мы поговорим о смерти. Стоять! – Это было обращено к Бабкину, который при первых словах Кирилла сделал шаг ему навстречу. Приказ сопровождался соответствующим движением руки с ножом. – Так вот, о смерти, – продолжил Кирилл, убедившись, что его угроза подействовала. – Наша игра будет посвящена ей. Смерть идет рука об руку с красотой, – повторил он вслух мысль, пришедшую на ум десятью минутами раньше.

– А можно обойтись без пошлостей? – поморщился Илюшин.

Кирилл так изумился, что рука, державшая нож, дрогнула.

– Что?

– Он говорит – пошляк ты, братец, – перевел Сергей.

– Но ведь могло быть и хуже, Сережа, – возразил Макар. Они говорили так, словно оба сидели в креслах, покуривая трубки, а Кирилла вовсе не было рядом. – Например, он мог бы сказать: «Ты космос, детка!»

Бабкин скорчил физиономию.

– Кому он мог бы это сказать? Тебе, что ли?

– Не понимаю, чем я не космос.

– Ты самодовольный зануда.

– ЗАТКНИТЕСЬ!

Они замолчали, но Кириллу это послужило слабым утешением. Во-первых, он вышел из себя, утратил хладнокровие. Но главное – он не понял, как они это сделали… как вычеркнули его из своего пространства? Буквально две реплики – и его не стало, и дело было не только в том, что они разговаривали, будто остались одни.

Это была высшая форма презрения. Он – хозяин положения! Он прижимает нож к горлу Илюшина! А они отменили его своим паясничаньем. Они заставили его почувствовать себя… беспомощным.

Как?!

– Шуты гороховые, – сказал он насмешливо, подстраиваясь под интонацию Макара, так восхищавшую его. – Клоунада – вторая натура, она же и единственная?

Бабкин дернул губой, словно сдерживая смешок. Сволочь, грубая сволочь! Он не мог догадаться, что Кирилл – подражатель, ему не хватило бы мозгов! Все, что делает Кирилл, – за пределами его понимания!

– Мы внимательно слушаем, – заверил Илюшин. – Но я должен сказать, что пока вы, Кирилл, слабовато выступаете. Красота, смерть – это несколько избито, ну, знаете, примерно как рифма «любовь-кровь».

– Или «батона – полбатона», – поддакнул Сергей.

– …простите, Кирилл, если мои слова прозвучали грубо, я не хотел вас задеть. Вон там, на полке, у меня стоит Басё…

Небрежный жест – кисть выброшена в направлении стены. Исполнено было так естественно, что Кирилл почти купился. Он на мгновение отвел взгляд от Сергея – нет, только начал отводить, и это его спасло. Потому что за ту долю секунды, что он выпустил Бабкина из поля зрения, тот преодолел половину разделявшего их расстояния и приготовился к прыжку.