Книга Девушка на качелях, страница 95 – Ричард Адамс

Поэтому я больше не сказал ни слова, хотя и понимал, что мое молчание разочаровывает сиделку. Однако же она была из тех людей, в которых доброта превозмогает любые сомнения.

– Ну, вы полежите здесь пока, – сказала она. – К вам скоро придет доктор, вас осмотрит.

Тут в палату вошла главная медсестра.

– Мистер Десленд, – торопливо и смущенно начала она. – О, вы уже позавтракали. Вот и славно. К вам посетитель, ваш друг. Он уже давно пришел, но, по-моему, сначала решил заглянуть в полицейский участок. Как вы себя чувствуете? Сможете с ним поговорить?

Посетителем оказался Тони Редвуд.

Сиделка унесла поднос с остатками завтрака, а Тони сел на стул у кровати. Мы оба молчали.

– Знаете, Алан, – наконец сказал он, – давайте я пока поговорю, а вы меня остановите, если вам надоест. Если хотите, я могу прийти попозже. Как вам будет угодно.

– Нет-нет, оставайтесь, – сказал я.

– Во-первых, не знаю, важно это для вас или нет, но для меня это очень важно, поэтому я начну с того, что вам совершенно не о чем беспокоиться. В смысле, о полицейском расследовании. Безусловно, это вряд ли облегчит ваше горе, но все равно одной бедой меньше. Я побеседовал со старшим инспектором, объяснил ему, кто вы и все такое. Он, естественно, ничего не обещал, но я почти уверен, что убедил его в вашей невиновности… Ну, вы понимаете. В общем, в этом смысле все уладилось. Вас больше не будут допрашивать – во всяком случае, пока. Вчера, после того как полицейские нашли ваш бумажник и выяснили, кто вы и откуда, они сообщили в магазин. Дейрдра позвонила вашей матушке, а та – Фриде. К сожалению, меня вчера дома не было до девяти вечера, я обо всем узнал поздно, поэтому приехал только сегодня, с утра пораньше. А час назад меня уведомили о смерти Карин. Ох, Алан, это ужасно. Примите мои соболезнования. Ваша матушка с полковником Кингсфордом скоро приедут. Она пока ничего не знает, конечно. Я обязательно их встречу и сам все сообщу.

– Спасибо, Тони. Простите, что доставил вам столько неудобств.

– Да что вы, какие там неудобства! – Он подошел к окну и, не глядя на меня, продолжил: – Вчера вечером я позвонил домой вашему поверенному, Брайану Лукасу. Мы с ним лично не знакомы, но он сразу же предложил свою помощь. Сегодня утром я снова с ним переговорил, он готов приехать, если вам угодно. По-моему, присутствие адвоката не помешает, хотя, как я уже сказал, вас ни в чем не станут обвинять.

– А зачем мне адвокат?

– Видите ли, скорее всего, проведут коронерское расследование. Но давайте не будем сейчас об этом беспокоиться. И вообще, сейчас ни о чем не следует беспокоиться. Алан, ваши друзья с вами, вам нужен покой. Вы изранены, весь в ссадинах и царапинах. Я предупрежу вашу матушку.

Меня действительно мучила боль. Сегодня утром мне не дали обезболивающего – то ли боялись превысить допустимую дозу, то ли хотели проверить, обойдусь ли я без лекарств. Я остро ощущал каждый порез, ссадину и царапину и с трудом сдерживал стон.

– Тони, – закусив губу, сказал я. – Мне и впрямь не по себе. Вот прямо как накатило… Вы не могли бы…

– Да-да, я кого-нибудь позову, – ответил он.

В палату заглянула главная медсестра и сказала Тони:

– Доктор Фрейзер сейчас подойдет. Я провожу вас в комнату для посетителей.

– Нет, спасибо, я подожду в вестибюле, – возразил Тони. – Встречу матушку мистера Десленда.

Они вышли, а спустя несколько минут мое состояние резко ухудшилось.

Я бредил. Боль не отпускала. Палата стала зловещей, шторы угрожающе нависали надо мной, а в древесине половиц мне, как больному ребенку, виделись ухмыляющиеся морды чудовищ. Я не мог шевельнуться, хотя мне очень хотелось в туалет. Как только я закрывал глаза, комната начинала раскачиваться, превращаясь в безмолвное неподвижное море, на берегу которого лежали мы с Карин.

– Карин! – вскрикнул я, раскрыв глаза и вскакивая в постели. – Карин!

На краешке кровати сидел пожилой человек с кустистыми бровями. Осторожно подложив мне еще одну подушку под голову, он заставил меня лечь и сказал с сильным шотландским акцентом:

– Ш-ш-ш, успокойтесь! Вам привиделся кошмар?

– Извините, – пробормотал я. – Мне…

– Что ж, если вам интересно, кто я такой, то позвольте представиться. Я – доктор Фрейзер, пришел вас осмотреть. Все будет хорошо, вот увидите. Давайте-ка снимем эти повязки, поглядим на ваши раны… Сестра, помогите нам, пожалуйста.

Я почему-то решил, что Фрейзер – это фамилия молодого врача, который осматривал меня вчера в отделении неотложной помощи. Мне очень не хотелось снова сталкиваться с его презрительным отношением, поэтому я замкнулся и с подозрительной враждебностью относился ко всему больничному персоналу. А сейчас, когда пожилой врач начал осмотр, добродушно бормоча себе под нос, с меня как будто слетела броня, и можно было, сложив оружие, наконец-то оставить свой оборонительный пост, который я занимал с тех самых пор, как встретил полицейского на берегу. Лишь теперь я позволил себе полностью предаться горю и отчаянию.

– Карин! Карин! – горько рыдал я. – Где же прощение? Почему она…

Доктор Фрейзер склонился надо мной, пытаясь прекратить мою истерику:

– Успокойтесь, пожалуйста. Поймите же, вас никто не винит… Да, вас постигла тяжелая утрата, но вас в этом не обвиняют. Выслушайте меня. Я объясню, почему ваша жена умерла.

Донельзя встревоженный, я решил, что он каким-то образом проведал мою тайну и теперь расскажет обо всем в присутствии медсестры. Я повернулся к ней и воскликнул:

– Нет, пусть он ничего не рассказывает! Не позволяйте ему говорить! Это единственное, что я могу для нее сделать!

Я попытался вскочить, но врач с медсестрой меня удержали и снова уложили в постель.

– Да прекратите же вы наконец! – прикрикнул на меня доктор Фрейзер. – Вы себе хуже делаете!

Не помню, что было потом: нервный срыв, истерика, жуткие воспоминания. В ушах стоял голос Карин, я видел ее тень на стене, ее захлестывали волны, а она повторяла: «Еще, еще!» Миссис Тасуэлл шла по саду, а рядом с ней бежала эльзасская овчарка, и я в ужасе кричал, перекрывая зловещие шорохи в кустах. Израненными пальцами я пытался подобрать осколки разбитой «Девушки на качелях», но они ускользали, будто ртуть. Однако же я все время понимал, что эти кошмарные видения нереальны, что я погружаюсь в них, чтобы избежать гораздо худшего; я опасался, что полиции и врачам известно что-то о Карин, а мне совершенно необходимо убедить их в том, что ничего расследовать не нужно.

Потом мне, наверное, вкололи успокоительное или снотворное, потому что кошмары прекратились, и я забылся сном.

Когда я очнулся, то, не открывая глаз, понял, что наступил вечер. Горе по-прежнему давило на меня тяжким грузом, но ко мне наконец-то вернулась способность трезво размышлять.