Книга Жених для васконки, страница 4 – Виктория Мельникова

— Я думаю, месье Ансельм, что это…

— Хорошо, — кивнула, вставая с места. — Я тоже попробую.

Месье Жером, поколебавшись, махнул рукой и отступил в сторону.

Я же, глубоко вздохнув, внимательно посмотрела на стол. И что же такого «изобразить»?

Вопрос ведь не в размерах или красоте, вопрос в том, что придется по душе. Мне не очень удаются те образы, которые не нравятся мне самой. Разве в этом магия моего дара? В том чтобы делать по заказу учителя иллюзии кувшина или ветряной мельницы? В чем тут величие и прекрасный порыв души…

Закусила губу, чтобы не начать шептать, прокручиваемые в голове стихи. Я очень старалась думать теми «мыслеобразами», о которых говорил месье Жером, но у меня не получалось. Настоящее вдохновение приходило только с нежными строками песен, баллад и стихов. Разве можно опошлить прекрасное «шаблонами»?!

Вот мы пришли в концертный зал.

Как дом, стоит большой орган.

Смотри, готический фасад,

Больших и мелких трубок ряд!

Органу много сотен лет —

Такой старинный инструмент.*

Хотите, чтобы я молчала? Так я ни словечка не пророню, но залезть в мою голову…

Вокруг стола дернулась серая дымка, уверенно разрастаясь, как тесто в кадушке (кухарка в «Гнезде» частенько ставила его на пироги, так что представление я имела). Марево колыхнулось, «вздыхая», всё увеличиваясь в размерах, пока не заполнило всю комнату. Какое-то мгновение туман покачивался, будто раздумывая чем же ему становиться, но, подчиняясь моему воображению, начал уплотняться, приобретая форму. Взмыли вверх колонны из гладкого темного дерева, упираясь в потолок; прорисовали трубы одна другой меньше. Целый каскад труб! Они расходились веером от середины, выстраиваясь полукругом.

— Мадемуазель Эвон? — осторожно позвал меня месье Жером.

Я лишь раздраженно дернула плечом. Стихотворение закончилось, но орган стоял. Старинный, покрытый пылью и заброшенный… Именно такой был у нас в «Гнезде» — после смерти родителей, дед так и не разрешил подходить к инструменту и орган тихо доживал свои последние дни.

— Все хорошо, — спокойно кивнула, не сводя глаз с иллюзии.

Я помню, как папа садился на высокую банкетку и клал руки с длинными пальцами на клавиши, как орган издавал протяжный стон и мой мир постепенно, шаг за шагом наполнялся звуками. Отец щедро сдабривал выступления иллюзиями и в комнате расцветали степные маки и ковыль.

Класс молчал. Даже мадам Томас смотрела на мое творение с восхищением. Мне бесспорно льстило такое внимание. Это же так приятно, когда твой талант признают! Я улыбнулась и победно оглядела на мальчишек.

Песочные часы отмерили пять минут, а орган все стоял.

Я смотрела на инструмент и понимала, что просто не могу отказаться от своей иллюзии, ведь она так напоминала о доме! В этой странной академии, среди не самого дружелюбного окружения (а я, наивная, когда-то считала Атенаис гадкой!), здесь и сейчас, орган был моим островком надежности и семьи. И как прекратить?

— Мадемуазель Эвон, — жестко приказал учитель. — Развейте иллюзию! Время!

Я попыталась… махнула рукой, как это делал учитель, но порвать привязку не получилось. Нахмурилась. У ребят получалось легко, но почему я…? Наверное, что-то отразилось на моем лице, потому что месье Жером заволновался.

— Мадемазель Эвон, отвлекитесь от своей иллюзии.

— Я… не могу, — вынуждена была признаться учителю.

От моей былой бравады и бахвальства не осталось и следа, но самое главное, я чувствовала, как орган тянет из меня силы! Не так как иллюзорная армия васконцев, но сердце уже начало колотиться, а в груди — печь. Наверное, не стоило повторно черпать свой не до конца восстановившийся резерв.

— Мадемуазель Эвон, посмотрите на меня.

— Я не могу… — повторила еще тише, мой взгляд против воли был прикован к органу, за который так любил садиться отец.

Месье Жером, не особо церемонясь, схватил меня за плечи и потряс, так что моя голова безвольно дернулась.

— Мадемуазель!

Я закрыла глаза, но образ старинного инструмента никуда не делся. Тяжесть разлилась в груди, не позволяя дышать. Мне казалось, я слышала надрывный стон органа, как будто кто-то коснулся клавиш. Точно так же начинались выступления отца, после чего он морщился, но продолжал играть.

— Отпустите иллюзию, прекратите думать о ней, мадемуазель!

Я слышала учителя словно издалека. Как я могу не думать? Я же не пустоголовая. В моей голове много мыслей!

— Ансельм, за дежурным менталистом, быстро!

Менталистом? Но зачем? Или они считают, что мои мысли плохие? Отмахнулась от учителя, как от надоедливой мухи. Мужчина только мешал, а от его криков не становилось легче. Печет… но почему? Разве в случае с армией я не использовала дар активнее?

— Ее надо отвлечь! — послышался голос одного из учеников.

— Попробуйте сами, месье! — раздраженно бросил учитель.

— Мадемуазель Эвон?

Открыла глаза, фокусируя взгляд на собеседнике. Этьен?

Юноша вздохнул, словно решаясь на что-то, и его лицо быстро приблизилось. Не успела мадам Томас в углу ахнуть, как месье Этьен коснулся моих губ в поцелуе.

Темнота….

~*~

— Бедняжка Эвон! — Донесся до меня голос Армель, — этот мерзкий учитель ее заставил. Конечно же, не стоило удерживать иллюзию за счет внутреннего резерва, вычерпав ее весь! Второй раз за этот месяц! А ведь месье Брис предупреждал, что ей не стоит перетруждаться некоторое время.

Месье Брис — королевский целитель, да, предупреждал. Строго настрого! Но тут же другой случай!

Коснулась рукой лба, на котором, похоже, лежало мокрое полотенце. Давно я тут сплю? Ну, судя по тому, что в палаты пригласили девочек, не меньше часа, ведь сразу после моих занятий по иллюзии (а я выступала в самом конце урока) у Авроры факультатив по артефакторике.

Ужасно!

Подруги сидели у окна и, кажется, давно были поглощены своими переживаниям. Меня это немного задело: последние пару недель я была за бортом разговоров девочек. Так, словно не существовало всех прежних лет дружбы! Я же не изменилась, почему они стали другими? Неужели наличие любви настолько меняет весь мир? Ничего подобного из своего опыта я не помню. Нужна ли я им теперь, ведь раньше у нас были общие интересы и проказы, тайны и секреты… Мысленно одёрнула себя, ведь подруги здесь, ждут моего пробуждения, а не разошлись обратно по комнатам.

— Наверное надо поменять Эвон полотенце, — сказала Аврора, поднимаясь. — Я волнуюсь, она давно уже без сознания.

— Девочки? — Тихо прошептала, скорее от распирающих эмоций, чем от слабости.