Книга Жёлтая книга сказок, страница 57 – Эндрю Лэнг

– Гость дорогой, спроси своего колдуна – может он дьявола нам показать? Давно уже я гадаю, каков дьявол с виду!

– Конечно, может, – кивает Малый Клаус. – Моему колдуну всё подвластно. Верно, колдун?

От нового пинка шкура заскрипела.

– Слышишь, добрый хозяин? Колдун говорит «да». Только дьявол – он уродливый и страшный. Противно смотреть на него.

– А я не боюсь! Пусть показывает, меня любопытство разбирает.

– Ладно, мой колдун явит дьявола в обличье пономаря.

– Вот уж точно, мерзкое будет зрелище! Я ведь, приятель, пономарей на дух не выношу. Впрочем, всё равно. Раз это не настоящий пономарь, а дьявол, пусть колдун его показывает. Главное – чтобы эта нечисть ко мне не приближалась.

– Погоди, добрый хозяин, я сейчас с колдуном договорюсь.

Нагнулся Малый Клаус над мешком, прислушался. Фермеру не терпится.

– Ну что, будет нам нынче дьявол?

– Будет. Загляни вон в тот сундук – там дьявол на корточках сидит. Только крышку придерживай, не то выпустишь нечистого.

– Ну-ка, гостенёк, подсоби мне, – говорит фермер, а сам к сундуку идёт, в котором фермерша настоящего пономаря спрятала. Пономарь, понятное дело, в сундуке ни жив ни мёртв со страху. Вот приблизился фермер, приподнял крышку, заглянул в сундук – да так и отпрянул.

– Ух ты! Надо же, сподобился я на нечистого поглядеть. Точь-в-точь наш пономарь. Вот гадость-то!

Выпил фермер ещё, гостю и жене налил.

– Слушай, парень, продай мне колдуна. Любую цену заплачу! Целый мешок монет отсыплю!

– Нет, нельзя мне колдуна продавать, – возражает Малый Клаус. – Сам подумай, хозяин, – ведь колдун мне и еду доставляет, и питьё, и одежду.

Фермер пристал: продай да продай. Тогда Малый Клаус сделал вид, что жаль ему с колдуном расставаться, но и хозяина он обидеть не хочет.

– Так и быть, продам. Добрый ты человек. Не всякий пустит ночевать первого встречного, а ты вот пустил. Согласен я: забирай колдуна. Только уж ты не поскупись, доверху мешок монетами наполни.

– Так наполню, что завязать трудно будет! – обещает фермер. – Но и ты сделай мне одолжение – забери с собою проклятый сундук. Дьявол-то небось до сих пор там сидит. Не нужна мне этакая нечисть в доме.

Малый Клаус согласился, оставил фермеру мешок с лошадиной шкурой, забрал мешок монет. Фермер дал ему тачку, чтоб сундук везти. Попрощались они, довольные друг другом, и отправился Малый Клаус домой. Выбрался из лесу, докатил тачку до реки. А река была широкая, глубокая да быстрая – не всякий пловец с таким течением поспорит. Недавно выстроили мост через реку. Дошёл Малый Клаус до середины моста, остановился и говорит громко:

– Что ж мне делать с этим сундуком? Притомился я его на тачке везти. Тяжеленный, будто булыжниками доверху набит! К чему силы тратить? Лучше сброшу-ка я проклятый сундук в реку. Принесёт его течение к моему жилищу – хорошо; не принесёт – проживу и без сундука.

И качнул сундук, словно собирался снять его с тачки и швырнуть вниз.

– Не бросай сундук! – взмолился пономарь. – Выпусти меня!

Малый Клаус заохал, будто испугался.

– Ох! Да ведь дьявол так там и сидит! Нет, надо скорее в реку его бросить!

– Не дьявол я! – вопит пономарь. – Выпусти меня – мешок монет получишь!

– Это другое дело!

Поднял Малый Клаус крышку. Пономарь выскочил, поскорее пустой сундук с моста спихнул и повёл Малого Клауса к себе домой. Отсыпал ему целый мешок монет. Стало теперь у него два мешка: один от фермера, другой – от пономаря. Тут и тачка пригодилась!

Добрался Малый Клаус до дома, высыпал монеты посреди комнаты и говорит сам себе:

– Что ж, неплохую цену взял я за свою лошадку. То-то рассвирепеет Большой Клаус, как пронюхает про мои денежки. Но пока я ему хвалиться не стану!

Отправил он соседского мальчишку к Большому Клаусу, попросил одолжить мерку. Задумался Большой Клаус: «Зачем это, интересно, Малому Клаусу мерка понадобилась? Смажу-ка я донышко мерки дёгтем. Что бы ни мерял Малый Клаус – толика прилипнет, вот я всё и узнаю».

Так и вышло. Вернулась к Большому Клаусу мерка с тремя новенькими серебряными монетками, что ко дну прилипли; каждая монетка достоинством в пять шиллингов.

Побежал Большой Клаус к Малому, спрашивает:

– Где столько денег взял?

– Шкуру лошадиную вчера вечером продал.

– Хорошую же тебе цену дали!

Вернулся Большой Клаус домой, забил топором всех своих четырёх лошадей, снял с них шкуры и назавтра отправился в город. Идёт по улице, покрикивает:

– Шкуры! Лошадиные шкуры! Покупайте шкуры!

Сбежались дубильщики да сапожники, стали спрашивать, почём товар.

– Мешок монет за штуку, – отвечает Большой Клаус.

– Да ты, не иначе, спятил! Этакую цену за лошадиные шкуры заламываешь!

Большой Клаус не смутился. Дальше идёт, товар нахваливает, а кто цену ни спросит, всем отвечает:

– Мешок монет за штуку.

– Да он издевается над нами! – говорят между собой мастера.

Похватали тогда сапожники свои железные линейки, а дубильщики – свои кожаные фартуки, и давай отделывать Большого Клауса. Колотят и приговаривают:

– Вот мы сейчас твою шкуру так обработаем, что любо-дорого! Будешь знать, как честных людей дразнить!

Насилу Большой Клаус ноги из города унёс. Добрался до дому весь избитый и решил: «Поплатится за это Малый Клаус! Не жить ему теперь!»

А у Малого Клауса своя печаль – бабушка умерла. Вредная была старуха, а всё-таки родная душа. Жалко её Малому Клаусу. Вот уложил он покойницу в свою тёплую постель – вдруг да оживёт? Сам же Малый Клаус на ночь в уголке на табуреточке устроился. Ему и раньше так спать случалось. Вот среди ночи отворяется дверь, и входит в комнату на цыпочках Большой Клаус с топором. Очень хорошо помнил Большой Клаус, где стоит кровать Малого Клауса. К ней-то он и направился, да как шарахнет покойницу бабушку по голове.

– Получай, пройдоха! Вперёд уж не возьмёшь надо мною верх!

Сказал и вышел.

«Ну и злодей! – думает Малый Клаус. – Это ведь он меня убить хотел! Хорошо, что бабушка уже и так мёртвая, не то бы ей нипочём не выжить!»

Малый Клаус нарядил бабушку в лучшее платье, попросил у соседа лошадку, запряг в повозку, бабушку сзади усадил и тронулся в путь. С рассветом был он возле постоялого двора. Спустился с козел и пошёл горло промочить.

У хозяина постоялого двора денежки водились, а сам он был человек хороший, только очень уж вспыльчивый.