Книга Вечный странник, или Падение Константинополя, страница 112 – Льюис Уоллес

— Это странно, однако в ваших устах, мой маленький друг, странным не кажется, — ответил он серьезным тоном.

В этот момент они попали в полосу ярчайшего солнечного света, падавшего на дорогу; если бы она спросила, почему он хмурится, он не нашел бы в себе сил ответить, что думает о Демиде.

— Да, я понял — и поздравляю вас с двойным благословением. А теперь скажите мне, кто такой индийский князь.

Она обвела взглядом окрестности, а он смотрел на нее, не отводя глаз.

— О! Мне никогда не приходило в голову его расспрашивать.

Она всего лишь была озадачена неожиданным вопросом.

— Но ведь что-то вы про него знаете?

— Позвольте подумать, — отвечала она. — Да, он был близким другом отца моего отца Уэля, а до того и его отца.

— Выходит, он очень стар?

— Я не знаю, насколько давно он является другом нашей семьи. Но мне известно, что он редкостно искушен во всевозможных науках. Он говорит на всех языках, про какие мне только доводилось слышать; ночи проводит в одиночестве на крыше своего дома.

— В одиночестве, на крыше дома!

— Но только безоблачные ночи, как вы понимаете. Слуга приносит ему туда стол и стул, а также свиток бумаг, перо и чернила — и часы из меди и золота. Бумаги — это небесные карты, он сидит и наблюдает за звездами, отмечая на карте их положение и следя за временем по часам.

— Астроном, — догадался Сергий.

— И астролог тоже, — добавила Лаэль. — А помимо того, он еще и врач, однако лечит только бедняков и ничего с них за это не берет. Еще он химик, у него есть таблицы растений, и целебных и смертоносных, он способен извлекать из них сущее, превращать их из жидкостей в твердые тела и смешивать в нужных пропорциях. Кроме того, он прекрасно владеет числами и это занятие называет наукой: первым из принципов творения, без которого Бог не был бы Богом. А также он путешественник — мне кажется, в ведомом мире он побывал повсюду. Стоит заговорить о столице, острове, племени — и выясняется, что он видел их своими глазами. Слуги у него — из дальних восточных краев. Среди них — африканский царь, а что представляется мне самым странным, Сергий, все, кто ему прислуживает, — глухонемые.

— Не может быть!

— Для него не существует ничего невозможного.

— Как же он с ними общается?

— Его слова они угадывают по движениям губ. Он говорит, что объясняться знаками слишком медленно и ненадежно, особенно если важны подробности.

— Но он, надо полагать, говорит с ними на каком-то одном языке.

— Да, конечно, на греческом.

— А если им нужно ему что-то сказать?

— Их дело — повиноваться, а то немногое, что им приходится ему сообщать, можно выразить жестами, ибо редко это нечто сложнее, чем: «Мой господин, я выполнил ваше поручение». Если же речь идет о деле более замысловатом, он и сам читает по губам — ведь этой науке невозможно научить, не освоив ее прежде самому. Так, например, с Нило…

— С чернокожим великаном, который спас вас от грека?

— Да, это прекрасный человек — скорее союзник, чем слуга. На пути в Константинополь князь заглянул в африканское царство, которое называется Каш-Куш. Где оно находится, сказать не могу. Нило там был властителем, могучим охотником и воином. Его трофеи и сейчас висят у него в комнате — щиты, копья, ножи, луки и стрелы, а еще — сеть, сплетенная из льна. Когда он отправлялся охотиться на львов, свою любимую дичь, он брал с собой только эту сеть и короткий меч. По словам моего отца-князя, пол его тронной залы был устлан шкурами, добытыми в поединках один на один.

— И что же он делал с сетью, маленькая княжна?

— Перескажу с его слов; возможно, вы сможете себе это представить — я не могу. Когда чудище прыгает, сеть за края подбрасывают в воздух, оно попадает в нее, запутывается… как я уже сказала, Нило, пусть и глухонемой, по собственному выбору оставил свой народ и трон и последовал за князем в неизвестность.

— Ах, мой маленький друг! Увольте, я не могу в это поверить! Кто и когда слышал про подобные вещи?

Серые глаза Сергия сверкали от изумления.

— Я лишь повторяю слова, которые один мой отец, князь, говорил другому, Уэлю… А сказать я хотела, что, едва обжившись в новом доме, князь начал учить Нило разговаривать. Поначалу дело шло медленно, однако учитель проявлял безграничную сноровку и терпение; теперь они с африканским царем общаются без всяких препон. Князь даже убедил его уверовать в Бога.

— То есть сделал христианином.

— Нет. По мнению моего отца, уму дикаря современное христианство недоступно; никто не в состоянии объяснить, что такое Троица, однако даже ребенка можно вразумить касательно всемогущества Бога и привести к вере в него.

— Вы говорите от своего имени или от имени князя?

— От имени князя, — отвечала она.

Сергий, которого поразила эта мысль, хотел продолжить разговор, однако они оказались у подножия холма, и Лаэль воскликнула:

— В садах пусто. Мы можем пропустить начало гонки. Поспешим.

— Нет, маленький друг, вы забыли, сколь узок подол моего одеяния. Бегать я не могу. Пойдем быстрым шагом. Дайте мне руку. Вот так — мы успеем вовремя.

Однако ближе ко дворцу Сергий вернулся к своей обычной походке, а потом, остановившись, произнес:

— Скажите мне, с кем еще вы делились этой прелестной историей про двух отцов?

И голос его, и взгляд были необычайно угрюмы — она вгляделась ему в лицо и ответила вопросом на вопрос:

— Вы очень серьезны — почему?

— Я просто пытаюсь понять, предана ли эта история огласке.

Говоря точнее, он хотел знать, откуда об этом проведал Демид.

— Полагаю, что да; не вижу никаких причин для обратного.

Эта короткая фраза рассеяла его последние сомнения, она же продолжила:

— Мой отец Уэль хорошо известен среди городского купечества. Я слышала, как он с благодарностью говорит: после прибытия сюда индийского князя дела его пошли в гору. Он торговал самыми разными товарами, теперь же занимается только продажей драгоценных камней. Среди покупателей — не одни лишь византийские вельможи; торговцы из Галаты приобретают его товар для западных рынков, особенно для Франции и Италии. Мой второй отец, князь, знает все эти вещи до тонкостей и никогда не отказывает Уэлю в совете.

Лаэль могла бы добавить, что по ходу своих долгих странствий князь уяснил для себя удобство драгоценных камней как менового товара, который в ходу почти что у всех народов, и всегда держал их при себе, регулярно пополняя запасы своего протеже и обеспечивая тому немалую выгоду. Этими сведениями она, скорее всего, не поделилась по простому неведению; иными словами, ее полная безыскусность делала ее откровения опасными, о чем прекрасно знали оба ее отца.