Книга Кэш, страница 44 – Артур Таболов

— Ваша честь, прошу пригласить свидетеля, который поможет суду разобраться в существе дела, — заявила пигалица.

— Кто этот свидетель?

— Подполковник Прокопенко Иннокентий Иванович. Он специально приехал на суд и ждет в коридоре.

— Ваша честь, протестую! — возразил адвокат.

— Почему?

— Бесполезная трата времени.

— Протест отклонен. Пригласите свидетеля.

Подполковник Прокопенко невозмутимо прошествовал по узкому проходу между телекамерами и водрузился на трибуну, которая сразу показалась хлипкой под его грубой фигурой. Он был в парадном мундире, в тугом галстуке, как бы немного мешающим ему дышать, отчего он время от времени вертел тяжелой бритой головой. На Горелова, сидевшего рядом с адвокатом, он взглянул равнодушно, мельком, и было непонятно, узнал он его или не узнал.

— Свидетель, назовите себя, — обратилась к нему судья.

— Прокопенко Иннокентий Иванович, 1964 года рождения, проживаю в деревне Дегунино Мурманской области. Женат, трое детей, жена домохозяйка. Что еще?

— Достаточно. Кем вы работаете?

— Начальник исправительной колонии номер шесть.

— Знакомы ли вы с истцом Гореловым?

— Да, однажды встречались.

— Вы можете его узнать?

— Конечно, вон он сидит.

— Расскажите, при каких обстоятельствах вы встречались с гражданином Гореловым.

— Я об этом всё написал. И уже рассказывал корреспонденту.

— А теперь расскажите суду.

— Приехал он в лагерь четырнадцатого января. Числа я, конечно, не запомнил, потом уточнил по журналу посещений. Я был уверен, что он хочет попросить за осужденного Гольцова. Чтобы я дал ему хорошую характеристику для УДО. Он же на суде защищал Гольцова. Я сказал, что уже заготовил бумагу и дал ему прочитать. Но тут он повел себя как-то странно.

— В чем была странность?

— Сказал, что Гольцов уже не его клиент, и так складываются обстоятельства, что эта характеристика не совсем уместна. Я прямо спросил: почему? Он еще повилял, а потом дал понять, что есть серьезные люди, которые не хотят, чтобы осужденный Гольцов вышел по УДО.

— Он сказал, кто эти люди?

— Нет.

— Что было дальше?

— Я сказал: это не мне и не ему решать, решит суд. Он сказал: вот именно, что мне. Если я напишу, что Гольцов имел нарушения режима, УДО не будет.

— Вы могли это сделать? — вмешалась пигалица.

— Легко. Не так поздоровался, не так заправил койку, не там закурил, да мало ли.

— Продолжайте, свидетель, — предложила судья. — Как отреагировал на это Горелов?

— Он сказал: я вижу, что вы человек прямой и с вами нужно говорить прямо. Вот это, сказал, вам за то, что характеристика будет какая надо. И подсунул мне по столу пакет в желтоватой бумаге. В нём было десять тысяч американских долларов.

— Ваша честь, разрешите задать вопрос свидетелю? — вмешался Рубинштейн.

— Задавайте.

— Скажите, свидетель, как вы узнали, что в пакете было десять тысяч долларов?

— Очень просто, я развернул пакет.

— И пересчитали деньги?

— Зачем? Пачка была в банковской упаковке, а на ней написано: десять тысяч. Со значком доллар. Зачем мне пересчитывать?

— Что вы сделали с долларами?

— Завернул и пересунул по столу Горелову.

— В своем письме в редакцию вы написали: «Я швырнул эти доллары ему в лицо и приказал удалиться из моего кабинета во избежании того, что я посажу его за взятку должностному лицу при исполнении обязанностей. Что он и сделал». А вы рассказываете, что это было не так.

— Я выразился фигурально. Меня поманивало швырнуть эти бабки в его сытую… в его лицо, но я сдержался. Потому что находился при исполнении. Я сказал: заберите свои деньги и срочно покиньте мой кабинет. Иначе я привлеку вас за попытку дать взятку. Он умылся и пошел.

— Он взял пакет с деньгами?

— Ну да, сунул в портфель.

— Наглая ложь! — не выдержал Горелов. — Ложь от первого до последнего слова!

— Ну какая же ложь? — простодушно удивился подполковник. — Заключенный Гольцов вышел по УДО? Вышел.

— Ложь — про доллары! Ложь, что я для этого приезжал в колонию!

— А для чего? Проведать своего бывшего подзащитного? Так с Гольцовым вы даже не встретились. Разве не так?

Стук судейского молотка прекратил перепалку.

— У представителя ответчика есть вопросы к свидетелю?

— Нет, ваша честь.

— У представителя истца?

— Я не вижу необходимости опровергать эти голословные, ни чем не доказанные обвинения.

— Свидетель, вы свободны.

— Мне подождать в коридоре? — спросил подполковник.

— Можете остаться в зале. Суд удаляется на совещание.

Через десять минут судья вновь появилась на своей кафедре.

— Объявляю решение суда по иску гражданина Горелова к редакции газеты «Мой день» и к гражданину Прокопенко о защите чести и деловой репутации. Суд решил: иск оставить без удовлетворения.

— Это невероятно! — возмутился Рубинштейн. — Вы принимаете решение без единого доказательства!

— Суд всегда руководствуется своим пониманием дела и внутренней убежденностью, — парировала судья. — Вы как юрист должны это знать.

Решение принято. Оно может быть обжаловано в десятидневный срок. Заседание окончено.

Подполковник Прокопенко покинул зал и лишь на крыльце расслабил галстук.

— Один вопрос, подполковник, — сунул ему диктофон какой-то молодой журналист. — Вы отказались от десяти тысяч долларов. Это было нелегко?

— Сынок, не напоминай мне об этом! Ты даже не представляешь, как трудно! — ответил Прокопенко и полез в синий «Форд-фокус», за рулем которого сидел молодой человек кавказской национальности.

В следующем номере газеты «Мой день» появилась короткая заметка о заседании Краснопресненского мирового суда под крупным заголовком: «Умылся и пошел». Решение было обжаловано в Мосгорсуде и оставлено без изменений.

Через некоторое время Горелову позвонили из Гильдии российских адвокатов и передали, что его хочет видеть председатель Гильдии, старый юрист, лауреат премии имени Плевако и множества российских и международных наград. Он не предложил Горелову сесть и сам остался стоять, как бы давая понять, что разговор будет коротким.

— Я не хочу комментировать то, что произошло с вами, — сказал он. — Но будет лучше всего, если вы покинете Гильдию по собственному желанию. Не смею более вас задерживать.